[Mey-chan]

Про человека-кота. Точнее про человека-зверя. Ещё точнее про человека со зверинной душой.
Всё очень мило, яой или гет решать читателю.

Он развалился на диване в вальяжной позе, свешивая руку с зажатой в ней бутылкой дорогого вина.

Он развалился на диване в вальяжной позе, свешивая руку с зажатой в ней бутылкой дорогого вина. Он улыбался, демонстрируя свету клыки и давая понять, что он легко может перегрызть горло любому, кто посягнёт на его собственность, свободу или ещё, что с ярлыком «моё», который он так бережно приклеивал ко многим вещам. Он был почти раздет, потому что жара доканывала его, заставляла утирать лоб и, то и дело, оттягивать резинку трусов, охлаждая нагревшуюся кожу, но это не помогало и он высовывал язык, дыша на манер собаки. Он был почти пьян, потому что бутылка была наполовину пуста, а жара усиливала эффект алкоголя, поднимая градусы от бережно напечатанных на красивой этикетке до ныне действующих на его расслабленное сознание. А ещё он лениво двигал длинным гладкошёрстным хвостом и иногда, улавливая тихие шорохи, уши его дёргались. Он был почти человеком, но его «почти» определяли не животные внешние признаки. Просто он так и не разучился доверять, жить по принципам, защищать свою честь, свою территорию. Он так и не разучился жить как жил, ища приключения, драки и хорошеньких кошечек. Он так и не разучился улыбаться, показывая заострённые клыки. Но он не научился ещё хамству, предательству, жестокости. А ещё он так и не научился привязываться к одному существу и страдал, так как человеческая сущность держала у горла нож и вопила над ухом о необходимости чужого плеча, на которое натыкаешься ночью ворочаясь. Так было.
Ему было жарко и лениво. Он развалился в вальяжной позе на диване после тяжёлого дня, а в руках у него была зажата бутылка дорогого вина, с красивой золотистой этикеткой. Идиллию нарушил звонок в дверь. Потом вновь наступила тишина, которую разбил скрежет поворачиваемого в замке ключа. Он повернул голову к двери в комнату, качнув бутылкой, поставил её на пол и приподнялся. У него не было кошачьих ушей, чтобы услышать тихие шаги по паркету. Но он их слышал. У него не было собачьего хвоста, которым можно было бы завилять при виде «хозяина», но глаза его, сверкавшие от радости, вполне заменяли его. У него не было каких-то там физических признаком животного, но его душа была не совсем человеческой. Он так и не научился врать. А ещё он так и не смог избавиться от привычки быть кому-то нужным.