Я самозванец! Я всего лишь бедный, ленивый, сексуальный самозванец©
Расписываюсь на викингах, а то совсем плохо шло.
Vikings, Рагнар/Флоки, Бьорн (может даже Бьорн/Флоки), R (или Pg), печалька, мертвый Рагнар.
читать дальше— Ты должен пообещать, что будешь строить драккары только для меня, Флоки, — полушутливо, но с абсолютно серьёзным взглядом говорит Бьёрн и сжимает рукой плечо Флоки. Флоки улыбается, скорее вымученно, чем смеясь.
— Да что же вы за люди такие, Лодброки? Все требуете от меня одного и того же. Много лет назад такое обещание я уже давал твоему отцу. Смогу ли я его повторить?
— Он мёртв, ты же знаешь, он снял с тебя твою обязанность. Потому я здесь.
— Что же я ему скажу, когда вы встретимся в Вальгалле?
— Что ты позаботился о его сыне, конечно. Что любил меня, как и отца, — Бьёрн упирается лбом в лоб Флоки так, что глаза не спрячешь, только и остаётся, что смотреть в них. Смотреть и узнавать, словно и не прошло столько лет.
— Я никого не смогу любить так, как любил твоего отца, Бьёрн, и не проси, — и улыбка совсем получается жалкой, а взгляд Бьёрна всё тот же. — Хоть иногда мне и кажется, что я вижу призрака, когда смотрю на тебя. Словно бы и я ещё мальчишка, и он стоит предо мной.
И Флоки вспоминает, как белозубый мальчишка с золотой от работы на земле кожей, босой и дерзкий тянет к нему руки и обещает великие битвы. Флоки помнит, как чувствовал себя маленьким и хрупким, когда Рагнар сжимал его в своих медвежьих объятиях. Помнит, как стучало сердце, когда Рангар улыбался ему и говорил, что они вместе увидят весь мир и уйдут в Вальгаллу с целым кораблём золота. Флоки помнит, как Рагнар просил строить корабли только для него одного, а потом прижимал его к пахнущему морем песку, целовал и трогал везде своими грубыми ладонями в мозолях. Помнит, как задыхался под горячим телом и видел под закрытыми веками пляшущие звёзды.
— Я и не могу просить тебя о подобном, — говорит мягко Бьёрн и отпускает его голову. — Но ты единственный, чьим рукам я могу доверять, Флоки.
— Вы даже говорите одними словами, — Флоки хрипло смеётся, почему-то чувствуя жжение в глазах.
— Я его первый сын, — пожимает плечами Бьёрн и улыбается, — все великое, что было в нём — перешло мне.
— Особенно самолюбие, — и Флоки смеётся. Бьёрн только фыркает весело и закатывает глаза. Он знает, что чувствует Флоки, он знает, что тревожит свежие раны, но и сделать с этим ничего не может, потому что не лукавит в своих словах. Ему нужен Флоки, а может быть они нужны друг другу.
— Только с тобой я стану великим, Флоки, ты нужен мне, как когда-то нужен был отцу, а может и больше. В отличие от него, я так и не научился брать то, что хочу, не ожидая разрешения, — и во взгляде его Флоки читает про себя и Рагнара. Слишком умный мальчишка.
Рагнар и правда не спрашивал, брал, когда хотелось, но всё же это не было как рабынями, нет, Флоки никогда не был против — ему хотелось всегда. И Рагнар знал это. По взгляду, по жесту, по прикушенной губе — он брал его, стоило им остаться одним. Это было дикостью, просто животное желание и животное же поведение, но они были юны и им было плевать.
Потом Рагнар встретил Лагерту и всё закончилось. Флоки было так плохо, что он ушёл жить в леса, подальше ото всех и особенно от Рагнара. Он не ненавидел Лагерту, нет, он завидовал ей. Страшно завидовал, но понимал Рагнара. Она была красивой и дерзкой, сильной и нежной, она была женщиной и могла родить ему множество сыновей. Флоки, несмотря на своё схожее с богом имя, не мог. Отшельничья жизнь показалась ему приятнее жизни рядом с женатым Рагнаром.
— Помню, когда Рагнар впервые привёл тебя ко мне. Ещё тогда я в тебе увидел его самого, — Флоки задумчиво улыбается. — Знаешь, твои братья на него совсем не похожи.
— Потому что их мать принцесса, а моя — воительница. Разве от принцесс рождаются завоеватели?
— Ох, милый Бьёрн, — смеётся Флоки, — от принцесс кто только не рождается. Но не Рагнары, нет, не Рагнары.
Флоки помнит, как пальцы Рагнара изучали его тело заново, тогда, уже после Лагерты. Они вспоминали тела друг друга, изучали новое, напоминали о старом. Вроде оба выросли — а Флоки по-прежнему чувствовал себя маленьким и хрупким в руках Рагнара. Тогда его обуяла такая обида на это, что он приставил к горлу Рагнара нож и оседлал его бёдра сам, впервые чувствуя власть над ситуацией и самим Рагнаром. А тот всё равно улыбался, ослепляя Флоки улыбкой и заставляя чувствовать себя всё таким же беспомощным. Ведь Флоки любил Рагнара больше, чем тот любил его.
— Я заставил тебя грустить, Флоки, — голос Бьёрна вдруг вырывает Флоки из воспоминаний и тот смахивает слезы. Бьёрн тоже не улыбается, смотрит озабоченно и тянет руку, чтобы похлопать ободряюще по спине. И Флоки позволяет ему утешить себя, чувствуя чужое теплое тело и знакомый запах.
— Все вы, Лодброки, одинаковые, — фыркает Флоки и накрывает руку Бьёрна на своём плече своей. — Обещаю я тебе все свои драккары, Бьёрн Железнобокий, сын Рагнара. Так и буду до самой смерти вашим личным рабом.
— Ты никогда им не был, Флоки, — серьёзно говорит Бьёрн. — Ты мне друг. И ему был другом. Другом и любимым. Что бы ты там себе не думал. Он любил тебя до самой смерти. И до сих пор любит и ждёт, — Бьёрн сжимает его плечо, вновь прижимаясь лбом ко лбу. — Только не смей торопиться, пусть он хорошенько соскучится там без тебя, Флоки.
И Флоки смеётся, и Бьёрн смеётся вместе с ним. Такой похожий, но совсем не он. Флоки обнимает Бьёрна на прощание и смотрит, как он возвращается к себе. Флоки уже не чувствует ту жрущую пустоту внутри, в нем вновь горит огонь, зовущий в бой. Он построит десятки драккаров для сына Рагнара. Он будет сражаться за него и погибнет в бою, чтобы Тор сам пришёл за ним и отвёл к уже пирующему Рагнару. И когда они встретятся, Флоки не будет рассуждать, кто из них кого любил больше. Какая разница, если они будут вместе и для этого будет вечность.
Vikings, Рагнар/Флоки, Бьорн (может даже Бьорн/Флоки), R (или Pg), печалька, мертвый Рагнар.
читать дальше— Ты должен пообещать, что будешь строить драккары только для меня, Флоки, — полушутливо, но с абсолютно серьёзным взглядом говорит Бьёрн и сжимает рукой плечо Флоки. Флоки улыбается, скорее вымученно, чем смеясь.
— Да что же вы за люди такие, Лодброки? Все требуете от меня одного и того же. Много лет назад такое обещание я уже давал твоему отцу. Смогу ли я его повторить?
— Он мёртв, ты же знаешь, он снял с тебя твою обязанность. Потому я здесь.
— Что же я ему скажу, когда вы встретимся в Вальгалле?
— Что ты позаботился о его сыне, конечно. Что любил меня, как и отца, — Бьёрн упирается лбом в лоб Флоки так, что глаза не спрячешь, только и остаётся, что смотреть в них. Смотреть и узнавать, словно и не прошло столько лет.
— Я никого не смогу любить так, как любил твоего отца, Бьёрн, и не проси, — и улыбка совсем получается жалкой, а взгляд Бьёрна всё тот же. — Хоть иногда мне и кажется, что я вижу призрака, когда смотрю на тебя. Словно бы и я ещё мальчишка, и он стоит предо мной.
И Флоки вспоминает, как белозубый мальчишка с золотой от работы на земле кожей, босой и дерзкий тянет к нему руки и обещает великие битвы. Флоки помнит, как чувствовал себя маленьким и хрупким, когда Рагнар сжимал его в своих медвежьих объятиях. Помнит, как стучало сердце, когда Рангар улыбался ему и говорил, что они вместе увидят весь мир и уйдут в Вальгаллу с целым кораблём золота. Флоки помнит, как Рагнар просил строить корабли только для него одного, а потом прижимал его к пахнущему морем песку, целовал и трогал везде своими грубыми ладонями в мозолях. Помнит, как задыхался под горячим телом и видел под закрытыми веками пляшущие звёзды.
— Я и не могу просить тебя о подобном, — говорит мягко Бьёрн и отпускает его голову. — Но ты единственный, чьим рукам я могу доверять, Флоки.
— Вы даже говорите одними словами, — Флоки хрипло смеётся, почему-то чувствуя жжение в глазах.
— Я его первый сын, — пожимает плечами Бьёрн и улыбается, — все великое, что было в нём — перешло мне.
— Особенно самолюбие, — и Флоки смеётся. Бьёрн только фыркает весело и закатывает глаза. Он знает, что чувствует Флоки, он знает, что тревожит свежие раны, но и сделать с этим ничего не может, потому что не лукавит в своих словах. Ему нужен Флоки, а может быть они нужны друг другу.
— Только с тобой я стану великим, Флоки, ты нужен мне, как когда-то нужен был отцу, а может и больше. В отличие от него, я так и не научился брать то, что хочу, не ожидая разрешения, — и во взгляде его Флоки читает про себя и Рагнара. Слишком умный мальчишка.
Рагнар и правда не спрашивал, брал, когда хотелось, но всё же это не было как рабынями, нет, Флоки никогда не был против — ему хотелось всегда. И Рагнар знал это. По взгляду, по жесту, по прикушенной губе — он брал его, стоило им остаться одним. Это было дикостью, просто животное желание и животное же поведение, но они были юны и им было плевать.
Потом Рагнар встретил Лагерту и всё закончилось. Флоки было так плохо, что он ушёл жить в леса, подальше ото всех и особенно от Рагнара. Он не ненавидел Лагерту, нет, он завидовал ей. Страшно завидовал, но понимал Рагнара. Она была красивой и дерзкой, сильной и нежной, она была женщиной и могла родить ему множество сыновей. Флоки, несмотря на своё схожее с богом имя, не мог. Отшельничья жизнь показалась ему приятнее жизни рядом с женатым Рагнаром.
— Помню, когда Рагнар впервые привёл тебя ко мне. Ещё тогда я в тебе увидел его самого, — Флоки задумчиво улыбается. — Знаешь, твои братья на него совсем не похожи.
— Потому что их мать принцесса, а моя — воительница. Разве от принцесс рождаются завоеватели?
— Ох, милый Бьёрн, — смеётся Флоки, — от принцесс кто только не рождается. Но не Рагнары, нет, не Рагнары.
Флоки помнит, как пальцы Рагнара изучали его тело заново, тогда, уже после Лагерты. Они вспоминали тела друг друга, изучали новое, напоминали о старом. Вроде оба выросли — а Флоки по-прежнему чувствовал себя маленьким и хрупким в руках Рагнара. Тогда его обуяла такая обида на это, что он приставил к горлу Рагнара нож и оседлал его бёдра сам, впервые чувствуя власть над ситуацией и самим Рагнаром. А тот всё равно улыбался, ослепляя Флоки улыбкой и заставляя чувствовать себя всё таким же беспомощным. Ведь Флоки любил Рагнара больше, чем тот любил его.
— Я заставил тебя грустить, Флоки, — голос Бьёрна вдруг вырывает Флоки из воспоминаний и тот смахивает слезы. Бьёрн тоже не улыбается, смотрит озабоченно и тянет руку, чтобы похлопать ободряюще по спине. И Флоки позволяет ему утешить себя, чувствуя чужое теплое тело и знакомый запах.
— Все вы, Лодброки, одинаковые, — фыркает Флоки и накрывает руку Бьёрна на своём плече своей. — Обещаю я тебе все свои драккары, Бьёрн Железнобокий, сын Рагнара. Так и буду до самой смерти вашим личным рабом.
— Ты никогда им не был, Флоки, — серьёзно говорит Бьёрн. — Ты мне друг. И ему был другом. Другом и любимым. Что бы ты там себе не думал. Он любил тебя до самой смерти. И до сих пор любит и ждёт, — Бьёрн сжимает его плечо, вновь прижимаясь лбом ко лбу. — Только не смей торопиться, пусть он хорошенько соскучится там без тебя, Флоки.
И Флоки смеётся, и Бьёрн смеётся вместе с ним. Такой похожий, но совсем не он. Флоки обнимает Бьёрна на прощание и смотрит, как он возвращается к себе. Флоки уже не чувствует ту жрущую пустоту внутри, в нем вновь горит огонь, зовущий в бой. Он построит десятки драккаров для сына Рагнара. Он будет сражаться за него и погибнет в бою, чтобы Тор сам пришёл за ним и отвёл к уже пирующему Рагнару. И когда они встретятся, Флоки не будет рассуждать, кто из них кого любил больше. Какая разница, если они будут вместе и для этого будет вечность.