Я самозванец! Я всего лишь бедный, ленивый, сексуальный самозванец©
Название: Горячие воды Агро
Автор: Мэй-чан
Бета: DeathMagnetic
Жанр: фентези
Рейтинг pg-13 (пока)
Статус: в процессе (15600+- слов)
Саммари: Рукой Всевышнего были созданы десятки миров, но лишь три из них обласканы его вниманием.
Первый - небесный, где живут Боги и ангелы, а безгрешные человеческие души, наслаждаются покоем, смиренно ожидая перерождения.
Второй - демонический, где правят демоны и полубоги, а грешники прислуживают им, стараясь выслужить себе прощение.
И третий, самый главный мир - земной или людской, на котором сходятся тропинки из всех миров, и поговаривают, что на дорогах земного мира можно встретить самого Всевышнего...
Главы 1-3
Глава 4. Восток.Глава 4. Восток.
В золотых надраенных до блеска стенах отражаются мраморные статуи и неторопливо шагающие по залу драконы. Слуги, пригнувшись, бегают из зала в зал. Несмотря на творящийся пир в главной зале, в остальных тихо настолько, что слышно, как когти драконов щёлкают по мраморному полу.
— У вас прекрасный замок, — жуя персик, хвалит один из послов. Своими толстыми и короткими, как червяки, пальцами, увешанными многочисленными перстнями, он отправляет в рот последний кусочек фрукта и облизывает с пальцев сок.
— Благодарю, — принцесса склоняет голову. Улыбка застыла на её губах, словно она уже родилась такой, но аметистовые глаза выражают скорее скуку, чем доброжелательность. Она стучит коготками по золотому кубку, и одна из служанок мгновенно наполняет его вином.
— А как вышколены слуги! – всё восхищается посол, заглядываясь на груди служанок, прикрытые лишь тонким шёлком. – Как же вы воспитываете их? Как бы мы ни наказывали своих, какие бы ошейники им ни надевали, такого послушания не получали.
Принцесса прикрывает глаза на секунду, скрывая вспыхнувшую в них злобу и отвращение.
— Все наши слуги – это свободные люди и нелюди. Они сами выбрали эту работу. Они сами захотели быть здесь. Когда-то они сами пришли на обучение и прошли весь курс. Сейчас нас обслуживают лучшие из них. Они знают, что ни они, ни их семьи не будут бедствовать. Однажды попав в ряды лучших, ты остаёшься там на протяжении двух поколений, и семье твоей выплачивается определённая сумма. Ты буквально обеспечиваешь своих детей до конца их жизни.
Посол морщится, кусая дольку лайма.
— Удивительно, как ваше королевство ещё не превратилась в бедствующее. Какое расточительство!
— Королевство, где простой народ любит своих правителей, не может бедствовать, — в голосе принцессы появляются шипящие, и слуги взволновано подливают ей вина и приносят на стол крабов и омаров. Принцесса смягчается, заметив во взглядах прислуги волнение. – Восток имеет прекрасные климатические условия. У нас теплее, чем на Западе, но не так жарко как на Юге. У нас растут сотни видов фруктов и овощей. Леса полны дичи, реки – рыбы, крабов и мидий. Восток – рог изобилия. Даже без всего золота, что у нас есть, никто не будет голодным.
— Нет ничего идеального, — замечает другой посол, что всё это время молча пробовал блюда на столе. – А если на вас нападёт Север? Чем вы ответите им?
Принцесса поворачивает к нему голову и внезапно вскрикивает на неизвестном языке. Все в зале замолкают, только клацанье когтей по мрамору эхом расходится по зале. Ярко-алый дракон, сложив крылья входит в зал. Его глаза горят огнём, и тонкие зрачки смотрят на гостей. Рядом с драконом появляется пара чёрных теней с блестящими под светом сотен свечей стальными когтями на руках.
— Это одна группа. Один дракон, два воина. Я не буду называть вам точное количество драконов, но скажу, что если все они расправят крылья, то лишат света несколько королевств.
Послы, отшатнувшиеся при появлении дракона, жмутся к столу.
— Могли бы просто сказать, не нужно было звать эту тварь сюда, — взвизгивает первый.
— Нет, не могла, — принцесса поднимается с места и подходит к дракону, который, словно домашний кот, тыкается мордой принцессе в ладони. – Север не нападёт на нас. Север частично зависит от наших продуктов. Север слишком благородный, чтобы без причины нарушать договоры. Север слишком холодный и рассудительный и знает, что никакие львы и демоны не спасут его от наших когтей и огня. Север – наш старший брат. Но вы, — принцесса оборачивается, и шипение вновь появляется в её голосе, а глаза с искрами огня почти рубиновые. – Вы можете вдруг решить, что Восток легко отдаст свои земли. Вы можете решить, будто больной король не сможет защитить своё королевство, будто принцесса слишком юная и слабая, будто драконы лишь сказки. Вы хотите наше золото и камни, потому что вам всегда этого мало. Вы хотите наши фруктовые деревья и полные рыбы реки, потому что у вас деревья погибают, а реки иссыхают. Вы хотите наших людей, чтобы сделать из них рабов, — голос принцессы становится всё громче, но не переходит в визг. Дракон раскрывает крылья и изрыгает короткую струю огня. – Но вам не заполучить нас. Мы сильнее.
Принцесса вздыхает, переводя дух. Дракон напоследок выдыхает облачко пара и покидает зал. Принцесса возвращается на своё место и стуком по кубку просит ещё вина. На этот раз служанка наливает ей жидкий янтарь, и принцесса улыбается ей.
— Надеюсь, вы перескажете своему королю это маленькое шоу.
— В красках, — подтверждает второй посол. – Развейте же нам ещё один миф, у вас и правда есть маги крови?
— Конечно, — принцесса улыбается, и от золотой колонны отделяется новая тень небольшого роста с упругой грудью, которую подчёркивает полупрозрачный шёлк, обтягивающий её торс, и с серебряным украшением в виде чешуек, закрывающим полностью шею. – Рэнние, покажи нашим гостям, что ты умеешь.
— С удовольствием, принцесса, — девушка улыбается, мягко ступая по полу босыми ногами. Серебряные чешуйки на её поясе при движениях шевелятся и переливаются, но не издают ни звука.
Принцесса взмахивает рукой, и бой невидимых барабанов разносится по залу. Под их ритмичный стук Рэнние покачивает бёдрами и водит руками по телу от бёдер и к шее, пока руки её не касаются обнажённых плеч. Гулкий и сильный удар в барабан и резкое движение когтём по голой коже. Красные бусинки появляются на месте пореза. Девушка крутит бёдрами и гладит себя по коротким волосам. Кровь катится к груди, но вдруг замирает. На плече расцветает красная лилия, но вдруг меняется и превращается в птицу. Бой барабанов усиливается. Девушка касается ранки и когда убирает руку, кровь тянется за ней. Тонкая нитка от плеча до руки набухает цветом, становясь шире и темнее. Барабаны бьют всё громче. Девушка резко вырывает кровавую нить из плеча и собирает её в ладонь, чтобы из лужицы крови вытащить тёмно-бордовый клинок.
Рэнние кидает клинок в принцессу, и та перехватывает его. Барабаны стихают. Послы в ужасе смотрят на принцессу, вертящую в руках ножик.
— Вам понравилось? – сладко интересуется Рэнние и хихикает.
— Мне очень, — губы принцессы растягиваются в игривой улыбке, но она превращается в оскал, когда принцесса оборачивается к послам. – А вам?
— Она могла вас убить! – вскакивает второй. – Это измена!
— Не могла, — пожимает плечами Рэнние. – Принцесса Андрианна, вы позволите мне нож обратно?
— Конечно, — принцесса кидает ножик Рэнние, но на полпути он растворяется, и до девушки долетают лишь брызги крови.
— Я же маг крови, — улыбается девушка. – И я никогда не причину вреда принцессе.
— Спасибо за выступление, Рэнние. Может, присоединишься к нам за столом?
Девушка кивает и садится рядом с принцессой. Послы с неодобрением смотрят на её одежду, перепачканную кровью.
— Вы считаете нормальным приглашать за стол с высокопоставленными особами грязного мага?
— Вы привезли в мой дворец своих рабов. Вы привезли в моё королевство своих рабов. Вы привезли сюда рабынь для утех, среди которых есть и демоны. Я могу пригласить сесть за этот стол любую служанку, даже она будет более высокопоставленной особой в этом дворце, чем вы. Так что не смейте оскорблять Рэнние. Она мой советник и личный защитник.
— Ночью вы её от себя тоже не отпускаете? – морщится первый посол.
— Конечно, — принцесса скалится, — ночью мне тоже нужна защита.
— Мы решили не задерживаться у вас, — говорит второй посол.
— Правильное решение, — кивает принцесса. – И когда вы осчастливите нас своим отбытием?
— Вы навлечёте на своё королевство беды. Несносная девица, едва достигшая возраста вступления в брак, не должна управлять огромным королевством. Мы отправим к вам несколько взрослых мужчин, и вы выберете себе мужа.
— Надеюсь, что в дороге с ними ничего не случится.
— Мы тоже на это надеемся, иначе вместо них пойдёт армия.
— Армия рабов против драконов и теней.
— Тысячи людей, магов и демонов обрушатся на ваше королевство.
— И утонут в огне и вечной ночи.
— У нас много людей. И мы заберём и ваших. Выберете себе мужа, и королевство продолжит есть персики и танцевать.
— Мы потопим вас в крови и будем плясать на ваших костях, — обещает принцесса.
— Это объявление войны?
— Нет, это предупреждение. Не связывайтесь с драконом.
— Ты всего лишь девчонка! – посол вскакивает на ноги и, подойдя к принцессе, срывает с её головы тюрбан, от чего её волосы иссиня-чёрными реками растекаются по плечам и груди. – Тебе нужно рожать детей и молчать.
— Принцесса, позвольте мне успокоить их? – просит Рэнние.
— Нет, моя милая, нельзя. Послы должны вернуться к себе на Юг, иначе это будет расцениваться как объявление войны. Восток никому не объявляет войны. Мы мирное королевство. До тех пор, пока чужая армия не пересекает реку-границу, — вблизи глаза принцессы послу кажутся ещё более красными, чем когда она стояла рядом с драконом. Обманчивое спокойствие её пугает больше, чем ярость, что бушевала в ней тогда. Принцесса смотрит рубинами глаз на посла и вдруг резко бьёт его по щеке, оставляя кровавый след от когтей. – Но оскорбления мы не прощаем. Мы заберём ваших рабов, как плату за оскорбление королевской особы.
— Вы не посмеете! – взвизгивает посол.
— Посмеем, — принцесса щёлкает пальцами, и слуги выбегают из зала, а вместо них в зал входят несколько теней. – Проводите послов в их покои. И проследите, чтобы с восходом они без препятствий покинули наше королевство. Рабы остаются у нас. Найдите мне магов-зачарователей, у них будет работа.
— Вы пожалеете.
— Не думаю, — принцесса откидывает волосы с лица и улыбается. – Если вы вернётесь с армией, я убью всех ещё на границе. Надеюсь, Южный король сохранил хотя бы остатки разума. Иначе Юг задохнётся в дыме горящей плоти.
Глава 5. Реки и острова. Глава 5. Реки и острова.
Ветер, запутавшись в голубых, как небо и вода, парусах, с шумом бьётся в прочную ткань и, сам того не зная, гонит кораблик вперёд. Небольшое судно, покрашенное краской-хамелеоном, практически невидимое глазу, подкрадывается к судну побольше. Корабль, явно принадлежащий какому-то богатому южному купцу, о приближении врага не может подозревать. Крохотный бандитский кораблик, подобравшийся почти вплотную, заметить было бы сложно, даже не будь он хамелеоном. Такая махина раздавит любое судно меньше него, а кораблик-хамелеон не заставит её даже немного потрястись. На парусах корабля раздувает капюшон огромная кобра. Южане, даже знатные, не особо изобретательны, предпочитают использовать разные цвета и разновидности змей и скорпионов, тому, чтобы придумывать что-то новое.
Разглядывая цель через просвечивающую трубу, капитан кораблика с неудовольствием отмечает пару десятков наёмников. Не самых плохих, судя по лёгкой броне и различному оружию, идеальных для битвы на воде.
— Ну что? – спрашивает один из ребят, замерев позади капитана. Остальные, оторвавшись от своих дел поднимают головы и вытягивают шеи, чтобы лучше слышать.
— Ну-у, — тянет капитан, откладывая трубу, — это непростая цель. Но я не смог просветить большую часть трюма, там явно стоят защитные заклинания. Чую контрабанду. Крупную и важную, судя по охране.
— Золото? – Лесли, ловкач и любитель нечестной драки, потирает руки.
— Не-э, — мотает головой Вар, бывший когда-то знатным западным лордом Варлосом, а ныне ловко управляющийся с замками на сундуках и с секирой, – с Запада идут, золото они у Востока воруют. На Западе своего золота почти нет, зато навалом зверья, сильных бойцов, красивых женщин и, самое главное, демонов.
— Работорговцы? – капитан чешет узкую полоску чёрных волос на подбородке. – А оно нам надо?
— Освободить рабов – дело благородное, — пожимает плечами Вар, – но не обязательное и не особо прибыльное. Знаю, что Восток щедро платит за возвращённых людей, но Запад не так богат. Впрочем, мы можем получить новых людей, меха или мясо, а может, и денежку, благодарность от семей, особенно, девиц. Ну, и иметь в друзьях демонов тоже не так уж и плохо. Если им, конечно, не отрезали рога. Хотя я и слышал, что они каким-то образом их могут восстановить.
— Неужели? – капитан ерошит волосы. – Ладно, пусть будет народное голосование.
На палубе поднимается шум, и команда сжимает капитана в узкое кольцо, кидая в его шляпу монетки. Серебро – отказ; золото – согласие. Когда каждый отправляет в шляпу свою монетку, капитан садится на палубу, высыпая на доски монеты и быстро раскидывая их по кучкам.
— Ну, серебра набралось немало, и я понимаю вас, ребята, — капитан улыбается. – Но золота больше. Так что и я обязан присоединить свою монету к вашим. Часть ребят из тех, что проголосовали «против», останется на нашем корабле и, в случае моей гибели, дожидается выживших столько, сколько посчитает нужным, и скрывается. Всё как всегда.
Команда вооружается и снаряжается стальными когтями на руки и ботинки, чтобы взобраться по боку корабля на палубу. Капитан оставляет на своём обычном месте метку – небольшой белый шарик, который при ранении капитана окрашивается в красный, а при смерти — чернеет. Вокруг всё стихает, словно перед бурей, и шестнадцать человек из двадцати одного начинают подъём. Под обтягивающей тканью напрягаются сильные мышцы, оружие убрано так, чтобы не издавало ни звука, натужного пыхтения так же не слышно.
Пять наёмников-стражников корабля умирают, даже не поняв, что произошло, и безмолвно падают вниз, где их бережно ловит в свои объятия натянутая над кораблём сеть. Главное правило захвата корабля – тишина. Чем дольше тишина сопровождает нападение, тем выше шансы успеха.
Капитан, словно водяная змея, скользит по палубе, затыкая стражникам рот рукой, а горло — кинжалом. Остальные, словно тени, делают то же самое.
Поэтому крик поднимает смотровой, опустивший взгляд от воды к палубе. К этому времени процент успешности операции в головах бандитов настолько велик, что они расчехляют своё настоящее оружие, пряча ножики в одежду.
Первых, торопящихся выбежать на палубу, встречает изогнутый меч капитана и секира Вара. Головы отлетают вперёд, а тела, заливая древесину кровью, падают, мешая движению остальных. Следующие за ними наёмники запинаются за тела и натыкаются животами на услужливо подставленные мечи. Кровь заливает всё вокруг, ноги людей проскальзывают. Всех, кроме бандитов, снабжённых когтями, удобно цепляющимися за дерево. Запах смерти витает в воздухе.
Лесли, полубезумно улыбаясь и щёлкая кнутом, за шеи и руки вытаскивает некоторых к себе и протыкает их головы, сердца и животы своим зазубренным клинком. Остальные расползаются по палубе, ища запасные входы и выходы.
Когда наёмники умнеют и перестают бездумно лезть в узкую дверь, а ломятся в люки в палубе и выползают в окна, взбираясь по бокам корабля, бандиты встречают их сталью.
Капитан и Вар оттаскивают тела из прохода и входят внутрь корабля, ища спуск в трюм, но натыкаются на каюту капитана.
— Ну, привет, — улыбается капитан бандитов и отклоняется так, что арбалетный болт только царапает его руку. – Сдавайтесь и проведите нас в трюм.
— Ещё чего! – кричит капитан корабля и перезаряжает арбалет.
— Ваши люди мертвы. А те, кто ещё живы – скоро будут мертвы или сдадутся. Сдавайтесь и вы.
Капитан опускает арбалет.
— Вы слишком самонадеянны для того, кто стоит напротив человека с заряженным арбалетом, — он морщится. – Вы собираетесь потопить корабль?
— Что? Нет, — капитан бандитов мотает головой. – Мы собираемся забрать ваш груз и оставить всех, кто сдались живыми.
— Ха, — мужчина опускается на стул. – Меня зовут Крокус, а вас?
— Тэроу, — удивлённо представляется капитан бандитов.
— Раз не хотите топить корабль, убейте меня, Тэроу.
— Почему? Я вас не понимаю. Вы опустили оружие, значит сдались. Почему мы должны убивать вас?
— Лучше вы. Знаете ли вы, что может сделать южный купец, если корабль с сотней наёмников, который обошёлся ему в немаленькую сумму, потеряет груз, за которым его отправили?
— Представляю, — кивает Тэроу. – Я был на Юге.
— У меня нет семьи. Нет детей. Из-за таких как вы, из-за бурь, из-за солдат других королевств капитанам опасно иметь семью. Если умру я – ничего не изменится. Моя жизнь – ничто. Но если бы у меня были дети и жена, купец, лорд или король убили бы их мне в наказание.
— Но у вас никого нет. Что же вам мешает вернуться?
— Лучше быть убитым разбойником, чем загнанным, как кролик, собаками жирного лорда.
— Откройте нам трюм, и мы убьём вас так, что вы ничего не почувствуете. Или идите с нами. Мы всегда рады новым товарищам.
— Нет, — Крокус мотает головой. – Вы, ребята неплохие, но лучше смерть, чем беззаконье.
— Ничего ты не смыслишь в жизни, — сокрушённо мотает головой Вар. – Только за границами закона начинается жизнь, только за границами правил начинается свобода. И только потому мы сдержим слово.
— Быть равным с убийцами и ворами мне не позволит честь.
— Зря, не все мы такие, — пожимает плечами Вар. – Пока ведёшь нас в трюм, расскажу тебе маленькую историю из жизни.
Капитан поднимается и берёт из стола ключи. Чуть прихрамывая на левую ногу, он проходит мимо бандитов и только вздыхает, когда они оказываются по обе стороны от него.
— Итак, кэп не любит говорить об этом, так что буду говорить я, — Вар усмехается. – Жил-был на Юге один король. Он, собственно, и сейчас есть. Просто сейчас он так оброс жиром, что сложно поверить, что он смог изловить юркую девочку-нимфу. Нимфочка была ещё совсем юной девочкой и только училась гонять лодочки по реке да устраивала фонтаны у людей в бокалах. Красивой была, как сама природа. Они все такие красивые. Но эта была особенной – людей любила. И когда Южный король отправился в плаванье, она забралась к нему на корабль. Не сразу он узнал о её пребывании на судне, только когда она имела неосторожность заглянуть к нему в каюту. Тогда-то он её и поймал. Вы же, южане, любите всякие магические штучки, которые эту самую магию блокируют. Вот и у него были особые перстни. Он её хвать за руку, и всё. Попалась девочка. Забеременела от короля, да только не могут от людей нимфы рожать. Им всяких нелюдей нужно, а король, хоть и тварь последняя, да только по природе всё равно человек. Так что спустя пару месяцев умерла эта нимфочка в страшных мучениях. Оставив на берегу, среди водорослей и камней ребёночка.
— И к чему же эта история? – Крокус нетерпеливо вздыхает.
— А к тому, что капитан наш — сирота, но сирота королевской крови. И пошёл он характером в мать, а не в отца. Мы, разбойники, получше вашей знати будем. Мы хотя бы честные. Мы не скрываем, что разбойники, воры и убийцы.
Крокус нервно обернулся на Тэроу.
— Ох, Вар, почему ты так любишь всем рассказывать эту историю? – Тэроу закатывает глаза.
— Не всем, а только южанам. Я всё жду, когда кто-нибудь перед тобой на колени бахнется.
— Да кто ж перед бастардами на колени падает?
— Ну, может, ты их последняя надежда? Мол, лучше разбойник, чем тиран и жирдяй.
— Глупости какие говоришь, — смеётся Тэроу. – Вот вы, капитан, упали бы передо мной на колени, если бы я пообещал освободить юг от тирана-правителя? И не было бы больше в королевстве рабов и прирученных демонов.
— Может и упал бы, да только не сможете вы сделать этого.
— Отчего же? Я же не просто человек. Я особенный. Я, например, утонуть не могу, как рыба под водой дышу. А ещё, знаете, я умею воду в яд превращать или вот кровь в воду. Кипящую. Вот сидел король, бум, и только мокрая лужа да кожа.
— И почему же вы не пользуетесь этой способностью? Почему используете меч?
— За любую силу есть оплата. За физическую – натруженность мышц. А от подобной магии – своя кровь кипит. Словно кусок души от себя отрываю. По мелочи могу – ветер нагнать, бурю отсрочить, человека на воде поддержать, чтобы не тонул. Но убивать силой сложно. Не для того она мне дана. Нимфы - мирные существа. Да и мечом честнее как-то. В битве на мечах я обычный. Я учился с нуля, как и все. Я, знаете ли, не особо рад быть «особенным». Лучше быть простым ребёнком с обычными родителями, чем с пелёнок выживать в мире, где на тебя всем плевать.
— Откуда ты знаешь, кто ты такой?
— Нимфы рассказали. Они знают, что случилось с сестрой, и знают, что я им не чужой. Вот они меня и воспитывали лет до пяти. А потом мне пришлось уйти.
— Я не пойду под твоё командование, Тэроу, не обижайся. Но и просьбу о смерти свою снимаю, — Крокус открывает дверь в трюм и проходит внутрь первым. – Затеряюсь где-нибудь на Западе или на Островах. Глядишь, ты, и правда, пойдёшь против отца.
— Пойду, если люди попросят. Но пока у меня своих людей слишком мало, чтобы против южан идти.
— Ну, в этом трюме, я почти уверен, ты найдёшь себе парочку союзников.
Тэроу проходит между клетками, и из них на него смотрят озлобленные пары глаз.
Глава 6. АгросГлава 6. Агрос
Утро касается светом каменного балкона на втором этаже замка, и туда беззвучно ступает демон. Его ноги босы, а на тело накинут лишь тонкий шёлковый халат. Его волосы растрёпаны, но он не спешит укладывать их. Глаза обычно неестественно яркие, насыщенно-зелёные, с утра почти теряют свой цвет, становясь белесыми. Первые лучи солнца путаются в рыжих вихрах, камень холодит пятки. Он почти не спал – работал полночи, а потом развлекался. Хотя, можно сказать, что всю ночь развлекался. Работа у него такая.
Когда мир погружается во тьму, когда головы людей касаются подушек, и глаза их слипаются, на охоту выходит он. Он путешествует из головы в голову, устраивая там переполох. Он разыскивает в человеческих мыслях тайные желания, людей, о которых они недавно вспоминали, и мешает их, а потом поливает всё соусом из похоти, бреда и тумана. По утрам люди часто ничего не помнят, но не те, кого посещал Мисаурью. Он знает своё дело, и его творения, надоедливой мухой, вертятся в людских мыслях на протяжении всего дня. Он подкидывает им идеи, он нашёптывает им поступки, он уверяет их в правильности своих решений. Влюблённым он внушает, что любовь взаимна. Нерешительным — что они всесильны.
Это просто. И очень весело. Мисаурью любит своё дело. И жалеет, что к нему самому никто не приходит…
Мисаурью вдыхает пропитанный озоном воздух. Прохладный утренний ветерок, дующий со стороны Вечноспокойного моря, приносит запахи влажной земли и цветущих в дворцовом саду лилий.
Ветер доносит запахи свежей выпечки из пекарни, расположившейся ниже дворца, по склону, почти на берегу моря. Старушка Эриэль готовит свои знаменитые, обожаемые императором, воздушные пирожные с персиками и вишней, и их лёгкий фруктово-ванильный аромат ветер разносит по всему городу.
Садовник, разложив свои инструменты на траве, подстригает кусты и собирает букеты для завтрака. Аромат цветов пуховым покрывалом окутывает сад и первый этаж дворца.
Ветер раздувает юбки служанок, которые расставляют посуду на летней веранде, хихикая и заигрывая друг с другом, а остальные молчаливые слуги смущённо отводят глаза.
Мисаурью наблюдает за всем, прислушивается, как просыпается город, вдыхает утренние ароматы, доносимые прохладным ветерком, и пропускает момент, когда просыпается император. Он встаёт рядом, ещё не полностью одетый, и тоже слышит, чувствует всё это. Они молчат, прислушиваясь к свисту ветра, пока личный слуга императора не зовёт их к завтраку. Мисаурью помогает своему господину одеться, и делает он это в тишине, нарушаемой лишь свистом ветра.
За завтраком он садится по правую руку от императора. Все знают, чем советник и его господин занимаются по ночам, но официально это не разглашается, и говорить об этом во всеуслышание всё равно, что требовать отхлестать себя розгами. Поэтому служанки улыбаются ему, а он подмигивает в ответ. Этого достаточно, чтобы обсудить ночь.
Мисаурью замечает среди девушек новенькую. Её руки немного дрожат – это видно по ряби в бокалах. Она смотрит на советника с трепетом и восторгом, а на императора старается не смотреть вовсе, словно боясь сгореть. На вид она едва ли достигла своего расцвета. Светлые волосы вьются, длинные белесые ресницы дрожат, глаза же, прозрачные как ручей, бегают, не зная, на что смотреть. Даже рожки ещё не доросли, прозрачные и маленькие, они придают девушке ещё большую хрупкость. Мисаурью чувствует, что в груди сжимается комок. Он словно видел уже эту стеклянную статуэтку. Однажды, такая ушла в Средний мир. Однажды, он пришёл в сон богатого купца и видел её снова. Опущенную.
Он не сразу замечает, что император отвлёкся от своего завтрака и смотрит на него.
— Ты хочешь себе эту девушку? – спокойно спрашивает правитель, не указывая ни на кого.
— Она просто напомнила мне одну знакомую, — отвечает Мисаурью, отвлекаясь от девушки и улыбаясь императору. – Возможно, если подле меня она будет в большей безопасности, то я бы хотел взять её себе, с вашего разрешения.
— Ты опасаешься за неё? Ты видишь её впервые.
— Я, кажется, знал её сестру.
— Что с ней стало?
— Она ушла в Средние земли, и последний раз я видел её только в воспоминаниях купца…
По лицу императора пробегает тень. Будь его воля, Мисаурью уверен, он разнёс бы Юг, чтобы от него камня на камне не осталось. Император любит своих подданных. Своих детей.
Он подзывает девушку легким взмахом руки. Девушка, дрожа всем телом, подходит ближе. Она явно не слышала их разговора.
— Слушаю, мой господин, — она приседает и склоняет голову, чуть не ударившись лбом о столешницу.
— Как тебя зовут?
— Равен, — и без того тонкий голос девушки срывается на писк.
— Отныне, Равен, ты будешь личной слугой моего советника Мисаурью. Будешь выполнять все его желания, если он скажет быть его тенью – будешь ею. Ослушаешься – будешь наказана.
Девушка кивает. Голос её, кажется, совсем предаёт. Одна из девушек уводит её переодеваться. Мисаурью улыбается.
— Вы не обязаны следовать моим прихотям.
— Я и не следую. Не всем, — император смеётся. Туча, застилавшая его лицо всё утро, рассеивается. – Просто считаю, что в твоих руках ей будет безопаснее. Совсем девочка ещё. Теперь я припоминаю её – девочка-хрусталь. И мама её, и сестра точные копии. Посмотришь, и странно становится, что такая чистая красота среди демонов живёт. Жаль сестру её. Помнится, мой старший, моя Вьюга, хотел взять её в жены. А я и рад был, какие красивые детки бы получились. А потом…
Император замолкает, а Мисаурью не просит продолжать. Он знает, что было дальше. Он знает, где спит Вьюга. Он знает, где умирает девушка-хрусталь.
Равен и другая служанка возвращаются. Платье служанки сменяет грубую ткань на атлас, а коричневый цвет на нежно-голубой, более подходящий девушке. Мисаурью любуется ею, и на губах его появляется грустная улыбка. Девушка явно нервничает, сжимает тонкие ручки в кулачки.
— Тебе очень идёт, Равен, — улыбается император. – Ты очень похожа на свою сестру. Ты помнишь её?
Равен нервно сминает юбку и прячет слезящиеся глаза.
— Помню, Ваше Величество. Её звали Рейна, а теперь она… она… пропала.
— Пропала, — повторяет Император и сжимает в руке десертную ложку так, что та сгибается пополам. – Не плачь, дитя. Она ещё может вернуться.
— Вы правда так думаете? – выдыхает она и тут же пугается собственной смелости и дерзости и затыкает руками рот.
Мисаурью встаёт из-за стола и, подойдя к девочке, нежно касается её рук и отнимает их ото рта.
— Не бойся своего языка, — смеётся он. – Тебя не казнят за твоё беспокойство о сестре.
— Не казнят, — подтверждает Император. – Равен, а ты помнишь принца? Вьюга, должно быть, часто у вас появлялся. Помню то время, когда я находил его пустую постель и открытое окно. Я поначалу ужасно злился, а потом узнал, к кому он сбегает. Увидев Рейну лишь раз, я не мог больше злиться на него.
Император улыбается Равен, а по её щекам текут слёзы.
— Думаю, Ваше Величество, что мы с Равен оставим вас. Мне ещё нужно рассказать ей об её обязанностях. К тому же, кажется, ещё немного, и она упадёт в обморок от пережитого волнения.
Император смеётся и лёгко взмахивает рукой, отсылая их прочь. Мисаурью кланяется напоследок и уводит девушку в замок.
По пути она вертит головой, разглядывая гобелены на стенах и расписанные потолки. У одной из картин, висящей в коридоре, ведущем к покоям Императора, она замирает, едва ли не открыв рот.
— Узнала? – улыбается Мисаурью юноше, изображённому на портрете. Глаза молодого демона горят голубым огнём, а белые волосы, словно волны, набегают на его лицо.
— Конечно, — Равен протягивает руку к портрету, но та замирает так и не притронувшись к холсту. – Он такой красивый.
— О, да, — Мисаурью вздыхает. Когда-то давно Император тоже был таким молодым и прекрасным. Впрочем, глаза его до сих пор горят как будто ему и не тысяча лет. Вьюга был настоящим наследником трона. Император гордился им, каждым его волоском на голове. Мать Вьюги умерла, рожая его, но её мягкие черты лица и серебристые рога перешли по наследству к сыну. Император сдувал с сына пылинки, пока Вьюга не начал проявлять свой характер. Характер настоящего императора… Прости, тебе, наверное, не очень интересно?
— Что вы! – Равена поворачивается к Мисаурью и смотрит на него полными слёз глазами. – Продолжайте, пожалуйста. Вы так много знаете об императорской семье. Раньше я и мечтать не могла, что мне кто-то будет рассказывать о них.
— Пойдём, — он протягивает ей руку, — я покажу тебе кое-что.
Он ведёт её дальше по коридору. Он не сворачивает к своим покоям, он идёт прямо на большие двери, в покои Императора. Двери никто не охраняет – Императору нечего боятся в собственном дворце.
— Я думала, что покои Императора будут больше, — смущённо замечает Равена, а Мисаурью смеётся.
— Он говорит, что в покоях отца ему нет ни покоя, ни сна. Так много свободного пространства, что кажется, что спишь в тронном зале. Здесь же тихо и уютно. Никакого эха, никаких тяжёлых и пыльных балдахинов, и золото не слепит глаза.
— Здесь и правда очень приятно. И пахнет вкусно, — Равен впервые, кажется, улыбается.
— Окна выходят на сад и море. По утрам здесь особенно вкусно пахнет. Сейчас уже не так, но когда солнце только начинает подниматься над горизонтом, запахи очень яркие.
— Простите, — смущается Равен, — но откуда вы знаете это? Неужели, вы будите императора по утрам?
Мисаурью смеётся и усаживается на кровать, предлагая Равен место напротив, на кресле.
— А ты, значит, никаких слухов о Императоре не знаешь?
— Нет, — девочка мотает головой и краснеет.
— Я думал, что каждая букашка в этом мире знает о нас, — Мисаурью закусывает губу. – Ладно, слушай историю об отношениях Императора. Как ты знаешь, после смерти своей прекрасной Лораны, Император снова женился. Советник, бывший до меня, сосватал ему свою дочь. Дочь – полная противоположность Лораны. Если та была бела и легка, словно пушистые облака, а от её аметистовых глаз невозможно было оторваться, то Клерин была, скорее тучей, её карие глаза не выражали ничего, кроме скуки, а волосы были цвета пепла. Она и тогда, совсем юной, была умна. Иначе бы Император даже не глянул в её сторону, но она проявила себя как хороший стратег и послушная жена. Император послушал советника, женился и зачал сына. Принц Корвин родился пухлым и, с первых дней его жизни, его карие глаза выражали скуку.
Когда он подрос, он больше интересовался булочками с вишней, чем военным делом. Ему была интересна география среднего мира, но посетить его самостоятельно он боялся. Он вообще много чего боялся и боится до сих пор.
Император опасается, что его годы подходят к концу. Через сотню-другую лет ему нужно будет оставить своему наследнику трон. Но он не может оставить его неуклюжему трусу, не знающему, с какой стороны подойти к мечу. Поэтому он отослал сына и жену в другую часть замка и более не желает видеть. С женой он порой советуется по делам государства, но сын ему отвратителен. И его несложно понять. Его настоящий наследник спит в семейном склепе рядом со своей бабкой, а второй сын наедает щёки в ожидании трона.
Так в жизни Императора появился я. Я был совсем пацанёнком, когда решил проникнуть в сон Императора. Я считал себя всемогущим, но Императором не может стать абы кто. Только лучший вправе занять трон. И потому император поймал меня, мой разум. Он удерживал меня в своей голове до тех пор, пока не нашёл моё тело. Моя мать так испугалась, что даже не могла ничего сказать ему, а я сидел и скалился. Когда я был в его голове, он угрожал казнить меня, но когда я сидел перед ним, готовый к смерти, он передумал. Он сказал, что на его памяти не было ещё таких дерзких демонов сна, что решались проникнуть в голову Императора. Он поселил меня в комнатке рядом с комнатками слуг. Он учил меня военному делу, он сам учил меня держать меч и сам учил использовать мои способности, о которых я даже не подозревал. Он учил меня быть ему сыном, но мой отец умер где-то в среднем мире. И других отцов у меня быть не может. Потому я однажды вновь пробрался в голову к Императору. Я был умнее и не дал себя поймать. Я показал ему сон, я показал ему свои мысли, рассказал о своих желаниях. И, на следующую ночь, я пришёл в его комнату. И остался там.
Мисаурью замолкает, улыбаясь своим мыслям, а Равен, сидевшая с приоткрытым ртом, отмирает.
— Он хочет, чтобы вы стали новым Императором?
— Он готовит меня для этого, да, — он кивает. – Но мы оба не перестаём верить, что Вьюга проснётся. Император не говорит об этом, но я прекрасно понимаю, что я просто удерживаю трон для Вьюги. Когда он проснётся – он займёт его. Нам главное, чтобы до него трон не занял Корвин. Он глуп, но мать его достаточно молода, чтобы править, сидя за его плечом. И хоть император уважает её, он не хочет, чтобы власть перешла в её руки.
— Знаете, — глаза Равен вновь начинают слезиться, — вы так говорите о том, что нужно вам с Императором… вы любите его?
— Неужели, кто-то не любит Императора? – смеётся Мисаурью, а потом уже тише добавляет. – Очень.
Глава 7. ОргасГлава 7. Оргас
Сияющий Замок в этот день открыл свои врата для ангелов всех рангов, и потому живая белоснежная река с самого утра течёт внутрь. Ангелы спешат в него, чтобы наконец-то пройтись по самому величественному и прекрасному месту во всех мирах – Священным Садам. В обычные дни там заседают полубоги, и допуск к садам есть лишь у правителей и особой Сияющей Гвардии, но сегодня в Оргасе праздник, и все, имеющие крылья, могут почувствовать вдохновение и восторг.
Сегодня проходит особенный праздник, посвящённый тем ангелам, что усердно трудились долгие годы, чтобы заслужить повышение, и Свирелли на него опаздывает, потому что толпа перед ней не желает уменьшаться. Сегодня ей должны вручить новый нимб и одежды, чтобы уже завтра она смогла приступить к своим новым обязанностям, но она не чувствует радости. Будучи личным ангелом-хранителем, она показала себя с лучшей стороны, проводя свою подопечную от игрушек до внуков, но Свирелли привязалась к ней и никак не может отойти после её похорон. Она думала, что ей поручат готового родиться правнука подопечной, но вместо этого её решили повысить.
И вот она уж несколько часов томится в очереди из желающих погулять по Садам. На крыло ей уже кто-то наступил, в плечо толкнул, потому она ещё ждёт, что на неё что-нибудь выльют или спутают волосы, чтобы она предстала перед Королём настоящей красавицей и гордостью матери. Она бы даже разрыдалась, но понимает, что красные глаза делу не помогут.
— Ты Свирелли? – вдруг интересуется голос из-за спины, и она вздрагивает от неожиданности.
— Д-да…
— Ну и чего ты тут стоишь? Пошли! – и она даже не сопротивляется, когда её хватают за руку и тянут к входу мимо толпы.
Она даже не сразу понимает, что не так в том, кто её ведёт. Только когда перед входом он выкидывает сигарету и топчет её ногой, она осознает, что он единственное чёрное пятно среди золотого и белого.
— Кто вы? – спрашивает она, и темноволосый ангел, не поворачиваясь, нервно передёргивает плечами.
— Тот, кто спасает тебя от самой себя, — усмехается он, затаскивая её внутрь под недовольное бормотание ангелов. – Наглее нужно быть, ты же не на цветочки сюда любоваться пришла, ты без очереди должна была пройти. А ты ещё, наверное, кого-нибудь перед собой пропустила?
— Но…
— Эх, ты же совсем девочка ещё, чего они вдруг повысить тебя решили?
— За прекрасное выполнение обязанностей, — цитирует она письмо, не отвлекаясь от разглядывания своего спасителя. – Как вас зовут?
— Какая разница? – он поворачивает к ней голову, оглядывает с ног до головы и вздыхает. – Гарольд, меня зовут Гарольд.
— Но кто вы?
— Что, никогда не видела тёмных?
— Простите, нет…
— За что извиняешься? Вот, теперь видишь – есть тёмные. Есть и цветные, просто все мы стараемся из замка не выходить. Такие, как я – особенно.
— Почему?
— Я – Ангел Смерти, — вновь усмехается он и следит за её реакцией. – Не любят нас.
— Не понимаю, — мотает головой Свирелли, — почему вас не любят? Ведь вы такие же, как и все, вы точно так же выполняете свою работу…
— Нас иногда приравнивают к демонам, мол, нет ничего хорошего в смерти.
— Но ведь смерть – это неотъемлемая часть жизни! – она повышает голос, а потом, поняв это, прикусывает язык и смущённо опускает взгляд.
— Ты наивная, но не глупая – это не может не радовать, — он смеётся и останавливается у огромных белоснежных дверей. – За ними тронный зал, где тебя повысят. Если хочешь, я могу подождать.
— Я была бы очень рада, — говорит Свирелли, Гарольд отпускает её руку и открывает двери.
Свет на секунду ослепляет её, но глаза быстро привыкают, и она делает шаг вперёд. В самом конце зала, на фоне огромного окна, на своих тронах сидят Король с Королевой. Крылья Короля невероятно большие, кажется, если расправить их, можно закрыть солнце. Свирелли любуется ими, мечтая когда-нибудь увидеть их в действии, и не замечает, как дорожка заканчивается, и она оказывается совсем близко к королевской чете. Стоящий рядом советник держит в руках её новую форму, на которой удобно расположился новый сверкающий нимб. В отличие от тусклого старого нимба, того что болтается над её головой, новый словно горит изнутри. Он сверкает и переливается, испуская золотые искры. Свирелли впервые видит такой красивый нимб, в том районе, где она живёт, ни у кого такого нет.
— Так ты уже заметила, — говорит Королева своим грудным тёплым голосом, — это особый нимб. Отныне ты не ангел-хранитель, отныне ты наставница, защитница и покровитель чистых душ. Ты будешь вести маленьких девочек по правильному пути, не давая им сбиться и уйти во зло. Твои подопечные будут жить на Западе, потому что ты сама слишком чиста, чтобы пытаться спасти Юг, но, если хочешь, ты можешь приглядывать за внуками твоей бывшей подопечной. Мы знаем, как важны они тебе.
Королева улыбается. Королева – самая прекрасная женщина, которую когда-либо видела Свирелли. Впрочем, Королева, наверное, самая прекрасная женщина во всех мирах. Она поднимается со своего трона и берёт из рук советника нимб. Аккуратно, едва касаясь его тонкими пальцами, она подносит его к Свирелли.
— Ты особенная девочка, Свирелли, — говорит Королева, и Свирелли чувствует её тёплое дыхание, — так сохрани же свою душу такой, какая она есть сейчас. Это будет тяжело, и ты будешь мечтать ничего не чувствовать, уметь отстраняться, стать жёсткой и равнодушной, смотреть на зло сквозь пальцы. Не слушай свой внутренний голос, он червь, что оставит от тебя лишь огрызок, если ты позволишь ему. Запомни, милая, Любовь – твоё оружие и щит. Только она чего-то стоит в этом мире. Позволь ей заполнить тебя всю, живи и дыши ей, как воздухом, и тогда тебе не будет страшно.
Губы Королевы замерли, но Свирелли кажется, что голос её всё ещё витает в воздухе. Свирелли встаёт на одно колено и опускает голову. Кто-то ещё подходит к ней, и на секунду вдруг мир исчезает перед её глазами, она задыхается густой темнотой, она падает куда-то в вечность, а потом что-то тёплое и светлое касается её головы.
Мир вновь появляется перед её глазами, старый нимб совсем потух в руке советника. Какое ужасное ощущение от его потери, но какое прекрасное от приобретения нового. Свирелли чувствует силу, которая мягко растекается по её телу, наполняя каждую клеточку, каждое пёрышко. Она чувствует, как крылья трепещут от силы, наполнившей их.
Королева мягко улыбается и просит подняться. Когда Свирелли оказывается на ногах, Королева немного наклоняется к ней и целует в лоб. Её губы тёплые и мягкие, а ещё от них исходит невероятное ощущение умиротворения и счастья.
— Будь смелой, девочка, но не забывай себя, — говорит Королева и возвращается на своё место.
Советник вручает Свирелли её новую форму и провожает к выходу. Рядом с выходом её ожидает новый знакомый. Гарольд оглядывает её с ног до головы и улыбается.
— Новый нимб идёт тебе больше старого, — говорит он и кивком головы просит следовать за ним. – Ты же, наверное, тоже никогда не видела садов?
— Нет, никогда, — Свирелли прижимает к себе новый костюм и торопится за ангелом. – Когда их открывали в прошлый раз, моя мама болела, и мне приходилось не только следить за подопечной, но и ухаживать за мамой.
— Она жива? – интересуется Гарольд.
— Да, жива, конечно, — Свирелли улыбается.
— А отец?
— Он всегда на службе, почти никогда не бывает дома. Три дня в месяц.
— Да, понимаю, мой тоже служил. Я тогда ещё был совсем мелким, крылья не больше голубиных и покрыты белым пушком. Даже волосы и те были светлыми. А потом отец не вернулся. Мама расчёсывала мне волосы, а потом я услышал, как расчёска упала на пол.
— Она увидела твои чёрные волосы?
— Угадала, - Гарольд фыркает. – Я помню, как она несла меня, завернув в одеяло с головой, чтобы никто не видел. Она бежала к Замку. Она просто сунула меня в руки охраннику и, пока тот стоял в замешательстве, унеслась прочь.
— Ты больше не видел её?
— Нет, — он мотает головой, а потом оборачивается, и в глазах его плещется что-то странное, море из тёмного золота. – И я, если честно, не горю желанием видеть её.
— Я думаю, она любит тебя, — говорит Свирелли после недолгого молчания. – Она боялась, что с тобой сделают ваши соседи, если увидят.
— Могла бы навещать меня, — пожимает он плечами, — если бы действительно любила, то нашла бы способ видеться со мной. Иногда я хочу, что бы у младшего тоже прорезались чёрные перья.
— Чтоб она осталась одна?
— Нет, чтобы самому не быть одному, — говорит он тихо, а потом ещё тише, так, что Свирелли почти не слышит слов, — может, тогда она бы вспомнила, что у неё двое детей.
— У тебя есть друзья? – бодро спрашивает Свирелли, чтобы уйти от неприятной Гарольду темы, но попадает ещё на одну.
— Нет, — честно и быстро отвечает он. – Я же говорил – меня считают почти демоном. Кто же дружит с демонами?
— Глупые, — мотает головой Свирелли. – Если ты не против, то я бы могла стать твоим другом. Теперь мне разрешено быть здесь, в Замке, и мы могли бы встречаться и разговаривать или не разговаривать, если ты не любишь этого.
— Если бы не любил – стал бы я рассказывать тебе свою историю? – он весело фыркает, а потом останавливается и несколько секунд просто смотрит на неё. – Ты правда хочешь дружить со мной? Твои друзья не поймут.
— Да нет у меня друзей. Я почти всё время проводила рядом с подопечной, а если и была здесь, то ухаживала за мамой и следила за хозяйством. Другие девочки не хотели со мной дружить, считая, что я странная. А мальчики… они… не ладилось у меня и с ними.
Гарольд смотрит на неё непонимающе, а потом его брови сводятся к переносице, а челюсти сжимаются.
— Они обижали тебя? — Свирелли молчит, ей очень не хочется рассказывать, потому что это так глупо и обидно, и так хочется забыть. — Они обижали тебя, — повторяет Гарольд и подходит ближе. Золото в его глазах застывает и чернеет. – Что они сделали?
— Я расскажу тебе потом, хорошо? – тихо спрашивает Свирелли, сильнее прижимая к себе новый костюм. – Не сейчас, пожалуйста. Я могу расплакаться, а мне так не хочется в этот день плакать.
— Они сделали что-то очень плохое?
— Не знаю, наверное, ничего ужасного, иначе никто не дал бы мне такой нимб, правда?
— Дали бы, — говорит Гарольд тихо, — теперь понятно, почему тебя так скоро повысили, почему дали такое задание, почему Королева была так разгневана.
Он берёт её руки в свои, и новый костюм падает на розовый мрамор пола. Золото в его глазах окончательно превращается в ночь. Он такой тёмный – глаза, волосы и крылья, что подрагивают от злости. Сейчас они, держащиеся за руки, наверное, похожи на символ гармонии света и тьмы. Она старается думать об этом, о нём, о них, а не о прошлом. Не о том, почему у неё нет друзей, почему её так рано забрали из её района.
Чёрный ангел весь кипит от злости, но Свирелли не страшно. Ей просто очень не хочется, что бы он переживал за неё, что бы злился, что бы думал о всяких плохих вещах. Она высвобождает руки из его хватки только затем, чтобы кинуться в его объятия всем телом. Она чувствует, как его потряхивает, как вздрагивают его мощные крылья, но внезапно его дыхание выравнивается, он замирает в её объятиях и не шевелится.
— Не злись, — говорит Свирелли. – Я уже простила их. Они просто заблудились и не знают, что хорошо, а что плохо. Однажды они поймут и раскаются. И я снова прощу их.
— Дева Мученица. Ты знаешь, ты только что нашла себе самого странного друга из всех, — хрипло и тихо смеётся Гарольд и прижимает Свирелли к себе.
Глава 8. ЮгГлава 8. Юг
Город пахнет пылью. Цветы, высаженные прямо под окнами дворца, не спасают – пыльный запах ощущается и внутри сладких цветочных ароматов, смешиваясь с ними и делая их грязными и мерзкими. Лютэнция закрывает окно и остаётся в душной и пыльной комнате, сохранившей лёгкий след приторных духов короля и его собственный запах пота и семени.
На кровати беспорядок, и где-то среди него лежат вещи Лютэнции. Она как раз ищет одежду, когда кто-то легко касается её руки.
Лютэнция даже не вздрагивает – только одно существо в этом замке может действовать настолько бесшумно.
— Ненавижу его, — шипит Шун, и её тонкий лысый хвост бьёт по холодному камню, словно хлыст. – Люти, почему ты не убьёшь его?
Лютэнция молча поднимает взгляд к рогам, прибитым к стене. Когда-то они украшали её голову, когда-то она смеялась, резвилась на воле, когда-то паутина путалась между рожек, когда-то…
— Умрёт он – умру и я, помнишь? – уголок рта её дёргается. – Хотя, может, и стоило бы. Это не жизнь.
— Давай сбежим, — предлагает Шун. – Нас не найдут, я обещаю.
Лютэнция оглядывает полуобнажённое тело своей подруги–полузверя. Она бы тоже хотела быть полузверем, тоже хотела бы иметь хвост и сильные задние лапы, но вместо этого имеет только слабое тело, которое король использует по своему усмотрению. Они с Шун обе рабыни, но Шун не так зависит от этих существ, этих людей, как она.
— Я, кажется, нашла книгу о демонах, — говорит Лютэнция, натягивая обтягивающие брюки и топик с длинными, длиннее её рук, рукавами и открытыми плечами. – Я должна прочесть её.
— Ты всё ещё надеешься, что их можно вернуть? – тихо спрашивает Шун, кивая на рога.
— Да, я знаю это, — Лютэнция на них даже не смотрит. – А пока помоги мне заплести волосы, пожалуйста.
Лютэнция садится на низкий стул и рассматривает себя в зеркале, пока ловкие пальчики Шун перебирают её чёрные волосы, собирая в причудливую прическу из трёх пучков. Татуировка в форме солнца на животе всё ещё горит. Прошло уже больше года, а она всё ещё продолжает гореть, словно её сделали всего пару минут назад. Рядом с татуировкой пара розовых следов от ногтей, видимо, расчёсывала ночью.
Аметистовые глаза, горевшие когда-то ярко, словно камни на солнце, теперь скорее чёрного цвета. Тусклые, больные, никакие. Синяки под глазами делают лицо осунувшимся, а ошейник придаёт её взгляду особую нотку обречённости. Пойманный зверь, сломанный и кровоточащий.
Шун тоже смотрит на неё в зеркало. Её маленькие серые глазки слезятся. Она не жалеет. Она не умеет жалеть. Это злые слёзы – она ненавидит всех в этом замке, кроме Лютэнции. Она убила бы всех здесь одним взмахом руки, но ошейник на шее глушит её магические способности. Без него она могущественный маг, но с ним - просто служанка.
— Нужно только добраться до Востока, — тихо говорит Шун, — там с меня снимут ошейник, а тебе помогут вернуть рога. Там много сильных магов, и все они ненавидят Юг. Там нам помогут. Надо только добраться до Востока.
— Шун, — отвечает Лютэнция, положив руку на руку служанки, — до границы неделя пути. Каждая тварь здесь узнает меня. Вдвоём мы не дойдём, — она выделяет это «вдвоём» голосом, но Шун только поджимает губы.
— Мы что-нибудь придумаем, — шипит она и отворачивается.
***
Король уже набивает пузо, когда Лютэнция спускается в столовую. Она может есть всё, что захочет, но под колючим взглядом королевы кусок в горло не лезет. Она всегда так смотрит, когда король ночует не в её покоях. Лютэнция бы и рада была, что бы он ночевал только с женой, но ни королева, ни Лютэнция ничего не могут решать за короля.
Принц презрительно морщится, но это только потому, что вчера Лютэнция в очередной раз указала ему, что она спит только с королём, и что король не потерпит, что бы кто-то ещё прикасался к его любимой игрушке. Даже его собственный сын. Она говорит ему это каждую неделю. Память у принца, видимо, не длиннее, чем у рыб в их пруду.
Король на Лютэнцию даже не смотрит – удовлетворился ночью и теперь день или два даже не глянет в её сторону. Может, Шун и права, что нужно бежать, но только то, что король не смотрит на неё, не значит, что острые, как пики, взгляды охранников не тычут ей в спину.
Воздух в столовой пропитан горячим жиром, и Лютэнцую тошнит. Неожиданно она вскакивает из-за стола, чуть не роняя тяжёлый стул, и бежит прочь.
Её рвёт в первый попавшийся фонтан; позади себя она слышит тяжёлые шаги охранников – думали, что она решила сбежать и побежали следом. Лютэнция разглядывает своё отражение между завтраком, и её рвёт снова. Живот сводит, горло саднит. Охранники замерли за её спиной, не зная, что делать. Воздух пропитался мерзким кислотным запахом, перебивающим даже запах пыли.
Она никогда не слышала, что бы опущенные демоны беременели, она вообще не слышала, что бы что-то получалось от связи демона с человеком, но она точно знает, что что-то живёт внутри неё. Теперь всё встало на свои места: и её тошнота, и внезапная ненависть к некоторым запахам, и пропажа аппетита.
Лютэнция садится на каменный пол без сил. Она чувствует кого-то внутри неё. Теперь она чувствует его присутствие, ещё слабое, едва ощутимое, видимо, сроки совсем небольшие. Когда-то она мечтала быть матерью, с первых дней чувствовать своего малыша внутри, жить для кого-то, быть для кого-то целым миром. Но этот ребёнок нежеланный. Этот ребёнок не должен существовать.
Она вообще не уверена, что он будет нормальным. Кем он будет? Человеком? Опущенным демоном? Монстром, который проживёт на свете пару лет, корчась в агонии?
Лютэнция поднимается на ноги и, пошатываясь, направляется в библиотеку. Теперь ей ещё важнее прочитать ту книгу.
***
Сначала она ищет что-нибудь, что расскажет ей, что растёт внутри неё, но, найдя и прочитав до середины, вдруг чувствует, как слёзы катятся по её щекам.
В книге пишут, что от связи демона и человека и правда могут рождаться дети. Люди, демоны или даже полубоги, если демон силён, и они с человеком испытывают друг к другу настоящие чувства.
Но от связи человека и опущенного ребёнок рождается больным и слабым. Как она и предполагала, он живёт совсем недолго. Но, несмотря на это, многие опущенные мечтают забеременеть от своего хозяина.
Лютэнция макает перо в чернила и аккуратно переписывает всё, что пишут под оглавлением «Ритуал возвращения сил».
И первым пунктом там стоит: «новорождённый».
Автор: Мэй-чан
Бета: DeathMagnetic
Жанр: фентези
Рейтинг pg-13 (пока)
Статус: в процессе (15600+- слов)
Саммари: Рукой Всевышнего были созданы десятки миров, но лишь три из них обласканы его вниманием.
Первый - небесный, где живут Боги и ангелы, а безгрешные человеческие души, наслаждаются покоем, смиренно ожидая перерождения.
Второй - демонический, где правят демоны и полубоги, а грешники прислуживают им, стараясь выслужить себе прощение.
И третий, самый главный мир - земной или людской, на котором сходятся тропинки из всех миров, и поговаривают, что на дорогах земного мира можно встретить самого Всевышнего...
Главы 1-3
Глава 4. Восток.Глава 4. Восток.
В золотых надраенных до блеска стенах отражаются мраморные статуи и неторопливо шагающие по залу драконы. Слуги, пригнувшись, бегают из зала в зал. Несмотря на творящийся пир в главной зале, в остальных тихо настолько, что слышно, как когти драконов щёлкают по мраморному полу.
— У вас прекрасный замок, — жуя персик, хвалит один из послов. Своими толстыми и короткими, как червяки, пальцами, увешанными многочисленными перстнями, он отправляет в рот последний кусочек фрукта и облизывает с пальцев сок.
— Благодарю, — принцесса склоняет голову. Улыбка застыла на её губах, словно она уже родилась такой, но аметистовые глаза выражают скорее скуку, чем доброжелательность. Она стучит коготками по золотому кубку, и одна из служанок мгновенно наполняет его вином.
— А как вышколены слуги! – всё восхищается посол, заглядываясь на груди служанок, прикрытые лишь тонким шёлком. – Как же вы воспитываете их? Как бы мы ни наказывали своих, какие бы ошейники им ни надевали, такого послушания не получали.
Принцесса прикрывает глаза на секунду, скрывая вспыхнувшую в них злобу и отвращение.
— Все наши слуги – это свободные люди и нелюди. Они сами выбрали эту работу. Они сами захотели быть здесь. Когда-то они сами пришли на обучение и прошли весь курс. Сейчас нас обслуживают лучшие из них. Они знают, что ни они, ни их семьи не будут бедствовать. Однажды попав в ряды лучших, ты остаёшься там на протяжении двух поколений, и семье твоей выплачивается определённая сумма. Ты буквально обеспечиваешь своих детей до конца их жизни.
Посол морщится, кусая дольку лайма.
— Удивительно, как ваше королевство ещё не превратилась в бедствующее. Какое расточительство!
— Королевство, где простой народ любит своих правителей, не может бедствовать, — в голосе принцессы появляются шипящие, и слуги взволновано подливают ей вина и приносят на стол крабов и омаров. Принцесса смягчается, заметив во взглядах прислуги волнение. – Восток имеет прекрасные климатические условия. У нас теплее, чем на Западе, но не так жарко как на Юге. У нас растут сотни видов фруктов и овощей. Леса полны дичи, реки – рыбы, крабов и мидий. Восток – рог изобилия. Даже без всего золота, что у нас есть, никто не будет голодным.
— Нет ничего идеального, — замечает другой посол, что всё это время молча пробовал блюда на столе. – А если на вас нападёт Север? Чем вы ответите им?
Принцесса поворачивает к нему голову и внезапно вскрикивает на неизвестном языке. Все в зале замолкают, только клацанье когтей по мрамору эхом расходится по зале. Ярко-алый дракон, сложив крылья входит в зал. Его глаза горят огнём, и тонкие зрачки смотрят на гостей. Рядом с драконом появляется пара чёрных теней с блестящими под светом сотен свечей стальными когтями на руках.
— Это одна группа. Один дракон, два воина. Я не буду называть вам точное количество драконов, но скажу, что если все они расправят крылья, то лишат света несколько королевств.
Послы, отшатнувшиеся при появлении дракона, жмутся к столу.
— Могли бы просто сказать, не нужно было звать эту тварь сюда, — взвизгивает первый.
— Нет, не могла, — принцесса поднимается с места и подходит к дракону, который, словно домашний кот, тыкается мордой принцессе в ладони. – Север не нападёт на нас. Север частично зависит от наших продуктов. Север слишком благородный, чтобы без причины нарушать договоры. Север слишком холодный и рассудительный и знает, что никакие львы и демоны не спасут его от наших когтей и огня. Север – наш старший брат. Но вы, — принцесса оборачивается, и шипение вновь появляется в её голосе, а глаза с искрами огня почти рубиновые. – Вы можете вдруг решить, что Восток легко отдаст свои земли. Вы можете решить, будто больной король не сможет защитить своё королевство, будто принцесса слишком юная и слабая, будто драконы лишь сказки. Вы хотите наше золото и камни, потому что вам всегда этого мало. Вы хотите наши фруктовые деревья и полные рыбы реки, потому что у вас деревья погибают, а реки иссыхают. Вы хотите наших людей, чтобы сделать из них рабов, — голос принцессы становится всё громче, но не переходит в визг. Дракон раскрывает крылья и изрыгает короткую струю огня. – Но вам не заполучить нас. Мы сильнее.
Принцесса вздыхает, переводя дух. Дракон напоследок выдыхает облачко пара и покидает зал. Принцесса возвращается на своё место и стуком по кубку просит ещё вина. На этот раз служанка наливает ей жидкий янтарь, и принцесса улыбается ей.
— Надеюсь, вы перескажете своему королю это маленькое шоу.
— В красках, — подтверждает второй посол. – Развейте же нам ещё один миф, у вас и правда есть маги крови?
— Конечно, — принцесса улыбается, и от золотой колонны отделяется новая тень небольшого роста с упругой грудью, которую подчёркивает полупрозрачный шёлк, обтягивающий её торс, и с серебряным украшением в виде чешуек, закрывающим полностью шею. – Рэнние, покажи нашим гостям, что ты умеешь.
— С удовольствием, принцесса, — девушка улыбается, мягко ступая по полу босыми ногами. Серебряные чешуйки на её поясе при движениях шевелятся и переливаются, но не издают ни звука.
Принцесса взмахивает рукой, и бой невидимых барабанов разносится по залу. Под их ритмичный стук Рэнние покачивает бёдрами и водит руками по телу от бёдер и к шее, пока руки её не касаются обнажённых плеч. Гулкий и сильный удар в барабан и резкое движение когтём по голой коже. Красные бусинки появляются на месте пореза. Девушка крутит бёдрами и гладит себя по коротким волосам. Кровь катится к груди, но вдруг замирает. На плече расцветает красная лилия, но вдруг меняется и превращается в птицу. Бой барабанов усиливается. Девушка касается ранки и когда убирает руку, кровь тянется за ней. Тонкая нитка от плеча до руки набухает цветом, становясь шире и темнее. Барабаны бьют всё громче. Девушка резко вырывает кровавую нить из плеча и собирает её в ладонь, чтобы из лужицы крови вытащить тёмно-бордовый клинок.
Рэнние кидает клинок в принцессу, и та перехватывает его. Барабаны стихают. Послы в ужасе смотрят на принцессу, вертящую в руках ножик.
— Вам понравилось? – сладко интересуется Рэнние и хихикает.
— Мне очень, — губы принцессы растягиваются в игривой улыбке, но она превращается в оскал, когда принцесса оборачивается к послам. – А вам?
— Она могла вас убить! – вскакивает второй. – Это измена!
— Не могла, — пожимает плечами Рэнние. – Принцесса Андрианна, вы позволите мне нож обратно?
— Конечно, — принцесса кидает ножик Рэнние, но на полпути он растворяется, и до девушки долетают лишь брызги крови.
— Я же маг крови, — улыбается девушка. – И я никогда не причину вреда принцессе.
— Спасибо за выступление, Рэнние. Может, присоединишься к нам за столом?
Девушка кивает и садится рядом с принцессой. Послы с неодобрением смотрят на её одежду, перепачканную кровью.
— Вы считаете нормальным приглашать за стол с высокопоставленными особами грязного мага?
— Вы привезли в мой дворец своих рабов. Вы привезли в моё королевство своих рабов. Вы привезли сюда рабынь для утех, среди которых есть и демоны. Я могу пригласить сесть за этот стол любую служанку, даже она будет более высокопоставленной особой в этом дворце, чем вы. Так что не смейте оскорблять Рэнние. Она мой советник и личный защитник.
— Ночью вы её от себя тоже не отпускаете? – морщится первый посол.
— Конечно, — принцесса скалится, — ночью мне тоже нужна защита.
— Мы решили не задерживаться у вас, — говорит второй посол.
— Правильное решение, — кивает принцесса. – И когда вы осчастливите нас своим отбытием?
— Вы навлечёте на своё королевство беды. Несносная девица, едва достигшая возраста вступления в брак, не должна управлять огромным королевством. Мы отправим к вам несколько взрослых мужчин, и вы выберете себе мужа.
— Надеюсь, что в дороге с ними ничего не случится.
— Мы тоже на это надеемся, иначе вместо них пойдёт армия.
— Армия рабов против драконов и теней.
— Тысячи людей, магов и демонов обрушатся на ваше королевство.
— И утонут в огне и вечной ночи.
— У нас много людей. И мы заберём и ваших. Выберете себе мужа, и королевство продолжит есть персики и танцевать.
— Мы потопим вас в крови и будем плясать на ваших костях, — обещает принцесса.
— Это объявление войны?
— Нет, это предупреждение. Не связывайтесь с драконом.
— Ты всего лишь девчонка! – посол вскакивает на ноги и, подойдя к принцессе, срывает с её головы тюрбан, от чего её волосы иссиня-чёрными реками растекаются по плечам и груди. – Тебе нужно рожать детей и молчать.
— Принцесса, позвольте мне успокоить их? – просит Рэнние.
— Нет, моя милая, нельзя. Послы должны вернуться к себе на Юг, иначе это будет расцениваться как объявление войны. Восток никому не объявляет войны. Мы мирное королевство. До тех пор, пока чужая армия не пересекает реку-границу, — вблизи глаза принцессы послу кажутся ещё более красными, чем когда она стояла рядом с драконом. Обманчивое спокойствие её пугает больше, чем ярость, что бушевала в ней тогда. Принцесса смотрит рубинами глаз на посла и вдруг резко бьёт его по щеке, оставляя кровавый след от когтей. – Но оскорбления мы не прощаем. Мы заберём ваших рабов, как плату за оскорбление королевской особы.
— Вы не посмеете! – взвизгивает посол.
— Посмеем, — принцесса щёлкает пальцами, и слуги выбегают из зала, а вместо них в зал входят несколько теней. – Проводите послов в их покои. И проследите, чтобы с восходом они без препятствий покинули наше королевство. Рабы остаются у нас. Найдите мне магов-зачарователей, у них будет работа.
— Вы пожалеете.
— Не думаю, — принцесса откидывает волосы с лица и улыбается. – Если вы вернётесь с армией, я убью всех ещё на границе. Надеюсь, Южный король сохранил хотя бы остатки разума. Иначе Юг задохнётся в дыме горящей плоти.
Глава 5. Реки и острова. Глава 5. Реки и острова.
Ветер, запутавшись в голубых, как небо и вода, парусах, с шумом бьётся в прочную ткань и, сам того не зная, гонит кораблик вперёд. Небольшое судно, покрашенное краской-хамелеоном, практически невидимое глазу, подкрадывается к судну побольше. Корабль, явно принадлежащий какому-то богатому южному купцу, о приближении врага не может подозревать. Крохотный бандитский кораблик, подобравшийся почти вплотную, заметить было бы сложно, даже не будь он хамелеоном. Такая махина раздавит любое судно меньше него, а кораблик-хамелеон не заставит её даже немного потрястись. На парусах корабля раздувает капюшон огромная кобра. Южане, даже знатные, не особо изобретательны, предпочитают использовать разные цвета и разновидности змей и скорпионов, тому, чтобы придумывать что-то новое.
Разглядывая цель через просвечивающую трубу, капитан кораблика с неудовольствием отмечает пару десятков наёмников. Не самых плохих, судя по лёгкой броне и различному оружию, идеальных для битвы на воде.
— Ну что? – спрашивает один из ребят, замерев позади капитана. Остальные, оторвавшись от своих дел поднимают головы и вытягивают шеи, чтобы лучше слышать.
— Ну-у, — тянет капитан, откладывая трубу, — это непростая цель. Но я не смог просветить большую часть трюма, там явно стоят защитные заклинания. Чую контрабанду. Крупную и важную, судя по охране.
— Золото? – Лесли, ловкач и любитель нечестной драки, потирает руки.
— Не-э, — мотает головой Вар, бывший когда-то знатным западным лордом Варлосом, а ныне ловко управляющийся с замками на сундуках и с секирой, – с Запада идут, золото они у Востока воруют. На Западе своего золота почти нет, зато навалом зверья, сильных бойцов, красивых женщин и, самое главное, демонов.
— Работорговцы? – капитан чешет узкую полоску чёрных волос на подбородке. – А оно нам надо?
— Освободить рабов – дело благородное, — пожимает плечами Вар, – но не обязательное и не особо прибыльное. Знаю, что Восток щедро платит за возвращённых людей, но Запад не так богат. Впрочем, мы можем получить новых людей, меха или мясо, а может, и денежку, благодарность от семей, особенно, девиц. Ну, и иметь в друзьях демонов тоже не так уж и плохо. Если им, конечно, не отрезали рога. Хотя я и слышал, что они каким-то образом их могут восстановить.
— Неужели? – капитан ерошит волосы. – Ладно, пусть будет народное голосование.
На палубе поднимается шум, и команда сжимает капитана в узкое кольцо, кидая в его шляпу монетки. Серебро – отказ; золото – согласие. Когда каждый отправляет в шляпу свою монетку, капитан садится на палубу, высыпая на доски монеты и быстро раскидывая их по кучкам.
— Ну, серебра набралось немало, и я понимаю вас, ребята, — капитан улыбается. – Но золота больше. Так что и я обязан присоединить свою монету к вашим. Часть ребят из тех, что проголосовали «против», останется на нашем корабле и, в случае моей гибели, дожидается выживших столько, сколько посчитает нужным, и скрывается. Всё как всегда.
Команда вооружается и снаряжается стальными когтями на руки и ботинки, чтобы взобраться по боку корабля на палубу. Капитан оставляет на своём обычном месте метку – небольшой белый шарик, который при ранении капитана окрашивается в красный, а при смерти — чернеет. Вокруг всё стихает, словно перед бурей, и шестнадцать человек из двадцати одного начинают подъём. Под обтягивающей тканью напрягаются сильные мышцы, оружие убрано так, чтобы не издавало ни звука, натужного пыхтения так же не слышно.
Пять наёмников-стражников корабля умирают, даже не поняв, что произошло, и безмолвно падают вниз, где их бережно ловит в свои объятия натянутая над кораблём сеть. Главное правило захвата корабля – тишина. Чем дольше тишина сопровождает нападение, тем выше шансы успеха.
Капитан, словно водяная змея, скользит по палубе, затыкая стражникам рот рукой, а горло — кинжалом. Остальные, словно тени, делают то же самое.
Поэтому крик поднимает смотровой, опустивший взгляд от воды к палубе. К этому времени процент успешности операции в головах бандитов настолько велик, что они расчехляют своё настоящее оружие, пряча ножики в одежду.
Первых, торопящихся выбежать на палубу, встречает изогнутый меч капитана и секира Вара. Головы отлетают вперёд, а тела, заливая древесину кровью, падают, мешая движению остальных. Следующие за ними наёмники запинаются за тела и натыкаются животами на услужливо подставленные мечи. Кровь заливает всё вокруг, ноги людей проскальзывают. Всех, кроме бандитов, снабжённых когтями, удобно цепляющимися за дерево. Запах смерти витает в воздухе.
Лесли, полубезумно улыбаясь и щёлкая кнутом, за шеи и руки вытаскивает некоторых к себе и протыкает их головы, сердца и животы своим зазубренным клинком. Остальные расползаются по палубе, ища запасные входы и выходы.
Когда наёмники умнеют и перестают бездумно лезть в узкую дверь, а ломятся в люки в палубе и выползают в окна, взбираясь по бокам корабля, бандиты встречают их сталью.
Капитан и Вар оттаскивают тела из прохода и входят внутрь корабля, ища спуск в трюм, но натыкаются на каюту капитана.
— Ну, привет, — улыбается капитан бандитов и отклоняется так, что арбалетный болт только царапает его руку. – Сдавайтесь и проведите нас в трюм.
— Ещё чего! – кричит капитан корабля и перезаряжает арбалет.
— Ваши люди мертвы. А те, кто ещё живы – скоро будут мертвы или сдадутся. Сдавайтесь и вы.
Капитан опускает арбалет.
— Вы слишком самонадеянны для того, кто стоит напротив человека с заряженным арбалетом, — он морщится. – Вы собираетесь потопить корабль?
— Что? Нет, — капитан бандитов мотает головой. – Мы собираемся забрать ваш груз и оставить всех, кто сдались живыми.
— Ха, — мужчина опускается на стул. – Меня зовут Крокус, а вас?
— Тэроу, — удивлённо представляется капитан бандитов.
— Раз не хотите топить корабль, убейте меня, Тэроу.
— Почему? Я вас не понимаю. Вы опустили оружие, значит сдались. Почему мы должны убивать вас?
— Лучше вы. Знаете ли вы, что может сделать южный купец, если корабль с сотней наёмников, который обошёлся ему в немаленькую сумму, потеряет груз, за которым его отправили?
— Представляю, — кивает Тэроу. – Я был на Юге.
— У меня нет семьи. Нет детей. Из-за таких как вы, из-за бурь, из-за солдат других королевств капитанам опасно иметь семью. Если умру я – ничего не изменится. Моя жизнь – ничто. Но если бы у меня были дети и жена, купец, лорд или король убили бы их мне в наказание.
— Но у вас никого нет. Что же вам мешает вернуться?
— Лучше быть убитым разбойником, чем загнанным, как кролик, собаками жирного лорда.
— Откройте нам трюм, и мы убьём вас так, что вы ничего не почувствуете. Или идите с нами. Мы всегда рады новым товарищам.
— Нет, — Крокус мотает головой. – Вы, ребята неплохие, но лучше смерть, чем беззаконье.
— Ничего ты не смыслишь в жизни, — сокрушённо мотает головой Вар. – Только за границами закона начинается жизнь, только за границами правил начинается свобода. И только потому мы сдержим слово.
— Быть равным с убийцами и ворами мне не позволит честь.
— Зря, не все мы такие, — пожимает плечами Вар. – Пока ведёшь нас в трюм, расскажу тебе маленькую историю из жизни.
Капитан поднимается и берёт из стола ключи. Чуть прихрамывая на левую ногу, он проходит мимо бандитов и только вздыхает, когда они оказываются по обе стороны от него.
— Итак, кэп не любит говорить об этом, так что буду говорить я, — Вар усмехается. – Жил-был на Юге один король. Он, собственно, и сейчас есть. Просто сейчас он так оброс жиром, что сложно поверить, что он смог изловить юркую девочку-нимфу. Нимфочка была ещё совсем юной девочкой и только училась гонять лодочки по реке да устраивала фонтаны у людей в бокалах. Красивой была, как сама природа. Они все такие красивые. Но эта была особенной – людей любила. И когда Южный король отправился в плаванье, она забралась к нему на корабль. Не сразу он узнал о её пребывании на судне, только когда она имела неосторожность заглянуть к нему в каюту. Тогда-то он её и поймал. Вы же, южане, любите всякие магические штучки, которые эту самую магию блокируют. Вот и у него были особые перстни. Он её хвать за руку, и всё. Попалась девочка. Забеременела от короля, да только не могут от людей нимфы рожать. Им всяких нелюдей нужно, а король, хоть и тварь последняя, да только по природе всё равно человек. Так что спустя пару месяцев умерла эта нимфочка в страшных мучениях. Оставив на берегу, среди водорослей и камней ребёночка.
— И к чему же эта история? – Крокус нетерпеливо вздыхает.
— А к тому, что капитан наш — сирота, но сирота королевской крови. И пошёл он характером в мать, а не в отца. Мы, разбойники, получше вашей знати будем. Мы хотя бы честные. Мы не скрываем, что разбойники, воры и убийцы.
Крокус нервно обернулся на Тэроу.
— Ох, Вар, почему ты так любишь всем рассказывать эту историю? – Тэроу закатывает глаза.
— Не всем, а только южанам. Я всё жду, когда кто-нибудь перед тобой на колени бахнется.
— Да кто ж перед бастардами на колени падает?
— Ну, может, ты их последняя надежда? Мол, лучше разбойник, чем тиран и жирдяй.
— Глупости какие говоришь, — смеётся Тэроу. – Вот вы, капитан, упали бы передо мной на колени, если бы я пообещал освободить юг от тирана-правителя? И не было бы больше в королевстве рабов и прирученных демонов.
— Может и упал бы, да только не сможете вы сделать этого.
— Отчего же? Я же не просто человек. Я особенный. Я, например, утонуть не могу, как рыба под водой дышу. А ещё, знаете, я умею воду в яд превращать или вот кровь в воду. Кипящую. Вот сидел король, бум, и только мокрая лужа да кожа.
— И почему же вы не пользуетесь этой способностью? Почему используете меч?
— За любую силу есть оплата. За физическую – натруженность мышц. А от подобной магии – своя кровь кипит. Словно кусок души от себя отрываю. По мелочи могу – ветер нагнать, бурю отсрочить, человека на воде поддержать, чтобы не тонул. Но убивать силой сложно. Не для того она мне дана. Нимфы - мирные существа. Да и мечом честнее как-то. В битве на мечах я обычный. Я учился с нуля, как и все. Я, знаете ли, не особо рад быть «особенным». Лучше быть простым ребёнком с обычными родителями, чем с пелёнок выживать в мире, где на тебя всем плевать.
— Откуда ты знаешь, кто ты такой?
— Нимфы рассказали. Они знают, что случилось с сестрой, и знают, что я им не чужой. Вот они меня и воспитывали лет до пяти. А потом мне пришлось уйти.
— Я не пойду под твоё командование, Тэроу, не обижайся. Но и просьбу о смерти свою снимаю, — Крокус открывает дверь в трюм и проходит внутрь первым. – Затеряюсь где-нибудь на Западе или на Островах. Глядишь, ты, и правда, пойдёшь против отца.
— Пойду, если люди попросят. Но пока у меня своих людей слишком мало, чтобы против южан идти.
— Ну, в этом трюме, я почти уверен, ты найдёшь себе парочку союзников.
Тэроу проходит между клетками, и из них на него смотрят озлобленные пары глаз.
Глава 6. АгросГлава 6. Агрос
Утро касается светом каменного балкона на втором этаже замка, и туда беззвучно ступает демон. Его ноги босы, а на тело накинут лишь тонкий шёлковый халат. Его волосы растрёпаны, но он не спешит укладывать их. Глаза обычно неестественно яркие, насыщенно-зелёные, с утра почти теряют свой цвет, становясь белесыми. Первые лучи солнца путаются в рыжих вихрах, камень холодит пятки. Он почти не спал – работал полночи, а потом развлекался. Хотя, можно сказать, что всю ночь развлекался. Работа у него такая.
Когда мир погружается во тьму, когда головы людей касаются подушек, и глаза их слипаются, на охоту выходит он. Он путешествует из головы в голову, устраивая там переполох. Он разыскивает в человеческих мыслях тайные желания, людей, о которых они недавно вспоминали, и мешает их, а потом поливает всё соусом из похоти, бреда и тумана. По утрам люди часто ничего не помнят, но не те, кого посещал Мисаурью. Он знает своё дело, и его творения, надоедливой мухой, вертятся в людских мыслях на протяжении всего дня. Он подкидывает им идеи, он нашёптывает им поступки, он уверяет их в правильности своих решений. Влюблённым он внушает, что любовь взаимна. Нерешительным — что они всесильны.
Это просто. И очень весело. Мисаурью любит своё дело. И жалеет, что к нему самому никто не приходит…
Мисаурью вдыхает пропитанный озоном воздух. Прохладный утренний ветерок, дующий со стороны Вечноспокойного моря, приносит запахи влажной земли и цветущих в дворцовом саду лилий.
Ветер доносит запахи свежей выпечки из пекарни, расположившейся ниже дворца, по склону, почти на берегу моря. Старушка Эриэль готовит свои знаменитые, обожаемые императором, воздушные пирожные с персиками и вишней, и их лёгкий фруктово-ванильный аромат ветер разносит по всему городу.
Садовник, разложив свои инструменты на траве, подстригает кусты и собирает букеты для завтрака. Аромат цветов пуховым покрывалом окутывает сад и первый этаж дворца.
Ветер раздувает юбки служанок, которые расставляют посуду на летней веранде, хихикая и заигрывая друг с другом, а остальные молчаливые слуги смущённо отводят глаза.
Мисаурью наблюдает за всем, прислушивается, как просыпается город, вдыхает утренние ароматы, доносимые прохладным ветерком, и пропускает момент, когда просыпается император. Он встаёт рядом, ещё не полностью одетый, и тоже слышит, чувствует всё это. Они молчат, прислушиваясь к свисту ветра, пока личный слуга императора не зовёт их к завтраку. Мисаурью помогает своему господину одеться, и делает он это в тишине, нарушаемой лишь свистом ветра.
За завтраком он садится по правую руку от императора. Все знают, чем советник и его господин занимаются по ночам, но официально это не разглашается, и говорить об этом во всеуслышание всё равно, что требовать отхлестать себя розгами. Поэтому служанки улыбаются ему, а он подмигивает в ответ. Этого достаточно, чтобы обсудить ночь.
Мисаурью замечает среди девушек новенькую. Её руки немного дрожат – это видно по ряби в бокалах. Она смотрит на советника с трепетом и восторгом, а на императора старается не смотреть вовсе, словно боясь сгореть. На вид она едва ли достигла своего расцвета. Светлые волосы вьются, длинные белесые ресницы дрожат, глаза же, прозрачные как ручей, бегают, не зная, на что смотреть. Даже рожки ещё не доросли, прозрачные и маленькие, они придают девушке ещё большую хрупкость. Мисаурью чувствует, что в груди сжимается комок. Он словно видел уже эту стеклянную статуэтку. Однажды, такая ушла в Средний мир. Однажды, он пришёл в сон богатого купца и видел её снова. Опущенную.
Он не сразу замечает, что император отвлёкся от своего завтрака и смотрит на него.
— Ты хочешь себе эту девушку? – спокойно спрашивает правитель, не указывая ни на кого.
— Она просто напомнила мне одну знакомую, — отвечает Мисаурью, отвлекаясь от девушки и улыбаясь императору. – Возможно, если подле меня она будет в большей безопасности, то я бы хотел взять её себе, с вашего разрешения.
— Ты опасаешься за неё? Ты видишь её впервые.
— Я, кажется, знал её сестру.
— Что с ней стало?
— Она ушла в Средние земли, и последний раз я видел её только в воспоминаниях купца…
По лицу императора пробегает тень. Будь его воля, Мисаурью уверен, он разнёс бы Юг, чтобы от него камня на камне не осталось. Император любит своих подданных. Своих детей.
Он подзывает девушку легким взмахом руки. Девушка, дрожа всем телом, подходит ближе. Она явно не слышала их разговора.
— Слушаю, мой господин, — она приседает и склоняет голову, чуть не ударившись лбом о столешницу.
— Как тебя зовут?
— Равен, — и без того тонкий голос девушки срывается на писк.
— Отныне, Равен, ты будешь личной слугой моего советника Мисаурью. Будешь выполнять все его желания, если он скажет быть его тенью – будешь ею. Ослушаешься – будешь наказана.
Девушка кивает. Голос её, кажется, совсем предаёт. Одна из девушек уводит её переодеваться. Мисаурью улыбается.
— Вы не обязаны следовать моим прихотям.
— Я и не следую. Не всем, — император смеётся. Туча, застилавшая его лицо всё утро, рассеивается. – Просто считаю, что в твоих руках ей будет безопаснее. Совсем девочка ещё. Теперь я припоминаю её – девочка-хрусталь. И мама её, и сестра точные копии. Посмотришь, и странно становится, что такая чистая красота среди демонов живёт. Жаль сестру её. Помнится, мой старший, моя Вьюга, хотел взять её в жены. А я и рад был, какие красивые детки бы получились. А потом…
Император замолкает, а Мисаурью не просит продолжать. Он знает, что было дальше. Он знает, где спит Вьюга. Он знает, где умирает девушка-хрусталь.
Равен и другая служанка возвращаются. Платье служанки сменяет грубую ткань на атлас, а коричневый цвет на нежно-голубой, более подходящий девушке. Мисаурью любуется ею, и на губах его появляется грустная улыбка. Девушка явно нервничает, сжимает тонкие ручки в кулачки.
— Тебе очень идёт, Равен, — улыбается император. – Ты очень похожа на свою сестру. Ты помнишь её?
Равен нервно сминает юбку и прячет слезящиеся глаза.
— Помню, Ваше Величество. Её звали Рейна, а теперь она… она… пропала.
— Пропала, — повторяет Император и сжимает в руке десертную ложку так, что та сгибается пополам. – Не плачь, дитя. Она ещё может вернуться.
— Вы правда так думаете? – выдыхает она и тут же пугается собственной смелости и дерзости и затыкает руками рот.
Мисаурью встаёт из-за стола и, подойдя к девочке, нежно касается её рук и отнимает их ото рта.
— Не бойся своего языка, — смеётся он. – Тебя не казнят за твоё беспокойство о сестре.
— Не казнят, — подтверждает Император. – Равен, а ты помнишь принца? Вьюга, должно быть, часто у вас появлялся. Помню то время, когда я находил его пустую постель и открытое окно. Я поначалу ужасно злился, а потом узнал, к кому он сбегает. Увидев Рейну лишь раз, я не мог больше злиться на него.
Император улыбается Равен, а по её щекам текут слёзы.
— Думаю, Ваше Величество, что мы с Равен оставим вас. Мне ещё нужно рассказать ей об её обязанностях. К тому же, кажется, ещё немного, и она упадёт в обморок от пережитого волнения.
Император смеётся и лёгко взмахивает рукой, отсылая их прочь. Мисаурью кланяется напоследок и уводит девушку в замок.
По пути она вертит головой, разглядывая гобелены на стенах и расписанные потолки. У одной из картин, висящей в коридоре, ведущем к покоям Императора, она замирает, едва ли не открыв рот.
— Узнала? – улыбается Мисаурью юноше, изображённому на портрете. Глаза молодого демона горят голубым огнём, а белые волосы, словно волны, набегают на его лицо.
— Конечно, — Равен протягивает руку к портрету, но та замирает так и не притронувшись к холсту. – Он такой красивый.
— О, да, — Мисаурью вздыхает. Когда-то давно Император тоже был таким молодым и прекрасным. Впрочем, глаза его до сих пор горят как будто ему и не тысяча лет. Вьюга был настоящим наследником трона. Император гордился им, каждым его волоском на голове. Мать Вьюги умерла, рожая его, но её мягкие черты лица и серебристые рога перешли по наследству к сыну. Император сдувал с сына пылинки, пока Вьюга не начал проявлять свой характер. Характер настоящего императора… Прости, тебе, наверное, не очень интересно?
— Что вы! – Равена поворачивается к Мисаурью и смотрит на него полными слёз глазами. – Продолжайте, пожалуйста. Вы так много знаете об императорской семье. Раньше я и мечтать не могла, что мне кто-то будет рассказывать о них.
— Пойдём, — он протягивает ей руку, — я покажу тебе кое-что.
Он ведёт её дальше по коридору. Он не сворачивает к своим покоям, он идёт прямо на большие двери, в покои Императора. Двери никто не охраняет – Императору нечего боятся в собственном дворце.
— Я думала, что покои Императора будут больше, — смущённо замечает Равена, а Мисаурью смеётся.
— Он говорит, что в покоях отца ему нет ни покоя, ни сна. Так много свободного пространства, что кажется, что спишь в тронном зале. Здесь же тихо и уютно. Никакого эха, никаких тяжёлых и пыльных балдахинов, и золото не слепит глаза.
— Здесь и правда очень приятно. И пахнет вкусно, — Равен впервые, кажется, улыбается.
— Окна выходят на сад и море. По утрам здесь особенно вкусно пахнет. Сейчас уже не так, но когда солнце только начинает подниматься над горизонтом, запахи очень яркие.
— Простите, — смущается Равен, — но откуда вы знаете это? Неужели, вы будите императора по утрам?
Мисаурью смеётся и усаживается на кровать, предлагая Равен место напротив, на кресле.
— А ты, значит, никаких слухов о Императоре не знаешь?
— Нет, — девочка мотает головой и краснеет.
— Я думал, что каждая букашка в этом мире знает о нас, — Мисаурью закусывает губу. – Ладно, слушай историю об отношениях Императора. Как ты знаешь, после смерти своей прекрасной Лораны, Император снова женился. Советник, бывший до меня, сосватал ему свою дочь. Дочь – полная противоположность Лораны. Если та была бела и легка, словно пушистые облака, а от её аметистовых глаз невозможно было оторваться, то Клерин была, скорее тучей, её карие глаза не выражали ничего, кроме скуки, а волосы были цвета пепла. Она и тогда, совсем юной, была умна. Иначе бы Император даже не глянул в её сторону, но она проявила себя как хороший стратег и послушная жена. Император послушал советника, женился и зачал сына. Принц Корвин родился пухлым и, с первых дней его жизни, его карие глаза выражали скуку.
Когда он подрос, он больше интересовался булочками с вишней, чем военным делом. Ему была интересна география среднего мира, но посетить его самостоятельно он боялся. Он вообще много чего боялся и боится до сих пор.
Император опасается, что его годы подходят к концу. Через сотню-другую лет ему нужно будет оставить своему наследнику трон. Но он не может оставить его неуклюжему трусу, не знающему, с какой стороны подойти к мечу. Поэтому он отослал сына и жену в другую часть замка и более не желает видеть. С женой он порой советуется по делам государства, но сын ему отвратителен. И его несложно понять. Его настоящий наследник спит в семейном склепе рядом со своей бабкой, а второй сын наедает щёки в ожидании трона.
Так в жизни Императора появился я. Я был совсем пацанёнком, когда решил проникнуть в сон Императора. Я считал себя всемогущим, но Императором не может стать абы кто. Только лучший вправе занять трон. И потому император поймал меня, мой разум. Он удерживал меня в своей голове до тех пор, пока не нашёл моё тело. Моя мать так испугалась, что даже не могла ничего сказать ему, а я сидел и скалился. Когда я был в его голове, он угрожал казнить меня, но когда я сидел перед ним, готовый к смерти, он передумал. Он сказал, что на его памяти не было ещё таких дерзких демонов сна, что решались проникнуть в голову Императора. Он поселил меня в комнатке рядом с комнатками слуг. Он учил меня военному делу, он сам учил меня держать меч и сам учил использовать мои способности, о которых я даже не подозревал. Он учил меня быть ему сыном, но мой отец умер где-то в среднем мире. И других отцов у меня быть не может. Потому я однажды вновь пробрался в голову к Императору. Я был умнее и не дал себя поймать. Я показал ему сон, я показал ему свои мысли, рассказал о своих желаниях. И, на следующую ночь, я пришёл в его комнату. И остался там.
Мисаурью замолкает, улыбаясь своим мыслям, а Равен, сидевшая с приоткрытым ртом, отмирает.
— Он хочет, чтобы вы стали новым Императором?
— Он готовит меня для этого, да, — он кивает. – Но мы оба не перестаём верить, что Вьюга проснётся. Император не говорит об этом, но я прекрасно понимаю, что я просто удерживаю трон для Вьюги. Когда он проснётся – он займёт его. Нам главное, чтобы до него трон не занял Корвин. Он глуп, но мать его достаточно молода, чтобы править, сидя за его плечом. И хоть император уважает её, он не хочет, чтобы власть перешла в её руки.
— Знаете, — глаза Равен вновь начинают слезиться, — вы так говорите о том, что нужно вам с Императором… вы любите его?
— Неужели, кто-то не любит Императора? – смеётся Мисаурью, а потом уже тише добавляет. – Очень.
Глава 7. ОргасГлава 7. Оргас
Сияющий Замок в этот день открыл свои врата для ангелов всех рангов, и потому живая белоснежная река с самого утра течёт внутрь. Ангелы спешат в него, чтобы наконец-то пройтись по самому величественному и прекрасному месту во всех мирах – Священным Садам. В обычные дни там заседают полубоги, и допуск к садам есть лишь у правителей и особой Сияющей Гвардии, но сегодня в Оргасе праздник, и все, имеющие крылья, могут почувствовать вдохновение и восторг.
Сегодня проходит особенный праздник, посвящённый тем ангелам, что усердно трудились долгие годы, чтобы заслужить повышение, и Свирелли на него опаздывает, потому что толпа перед ней не желает уменьшаться. Сегодня ей должны вручить новый нимб и одежды, чтобы уже завтра она смогла приступить к своим новым обязанностям, но она не чувствует радости. Будучи личным ангелом-хранителем, она показала себя с лучшей стороны, проводя свою подопечную от игрушек до внуков, но Свирелли привязалась к ней и никак не может отойти после её похорон. Она думала, что ей поручат готового родиться правнука подопечной, но вместо этого её решили повысить.
И вот она уж несколько часов томится в очереди из желающих погулять по Садам. На крыло ей уже кто-то наступил, в плечо толкнул, потому она ещё ждёт, что на неё что-нибудь выльют или спутают волосы, чтобы она предстала перед Королём настоящей красавицей и гордостью матери. Она бы даже разрыдалась, но понимает, что красные глаза делу не помогут.
— Ты Свирелли? – вдруг интересуется голос из-за спины, и она вздрагивает от неожиданности.
— Д-да…
— Ну и чего ты тут стоишь? Пошли! – и она даже не сопротивляется, когда её хватают за руку и тянут к входу мимо толпы.
Она даже не сразу понимает, что не так в том, кто её ведёт. Только когда перед входом он выкидывает сигарету и топчет её ногой, она осознает, что он единственное чёрное пятно среди золотого и белого.
— Кто вы? – спрашивает она, и темноволосый ангел, не поворачиваясь, нервно передёргивает плечами.
— Тот, кто спасает тебя от самой себя, — усмехается он, затаскивая её внутрь под недовольное бормотание ангелов. – Наглее нужно быть, ты же не на цветочки сюда любоваться пришла, ты без очереди должна была пройти. А ты ещё, наверное, кого-нибудь перед собой пропустила?
— Но…
— Эх, ты же совсем девочка ещё, чего они вдруг повысить тебя решили?
— За прекрасное выполнение обязанностей, — цитирует она письмо, не отвлекаясь от разглядывания своего спасителя. – Как вас зовут?
— Какая разница? – он поворачивает к ней голову, оглядывает с ног до головы и вздыхает. – Гарольд, меня зовут Гарольд.
— Но кто вы?
— Что, никогда не видела тёмных?
— Простите, нет…
— За что извиняешься? Вот, теперь видишь – есть тёмные. Есть и цветные, просто все мы стараемся из замка не выходить. Такие, как я – особенно.
— Почему?
— Я – Ангел Смерти, — вновь усмехается он и следит за её реакцией. – Не любят нас.
— Не понимаю, — мотает головой Свирелли, — почему вас не любят? Ведь вы такие же, как и все, вы точно так же выполняете свою работу…
— Нас иногда приравнивают к демонам, мол, нет ничего хорошего в смерти.
— Но ведь смерть – это неотъемлемая часть жизни! – она повышает голос, а потом, поняв это, прикусывает язык и смущённо опускает взгляд.
— Ты наивная, но не глупая – это не может не радовать, — он смеётся и останавливается у огромных белоснежных дверей. – За ними тронный зал, где тебя повысят. Если хочешь, я могу подождать.
— Я была бы очень рада, — говорит Свирелли, Гарольд отпускает её руку и открывает двери.
Свет на секунду ослепляет её, но глаза быстро привыкают, и она делает шаг вперёд. В самом конце зала, на фоне огромного окна, на своих тронах сидят Король с Королевой. Крылья Короля невероятно большие, кажется, если расправить их, можно закрыть солнце. Свирелли любуется ими, мечтая когда-нибудь увидеть их в действии, и не замечает, как дорожка заканчивается, и она оказывается совсем близко к королевской чете. Стоящий рядом советник держит в руках её новую форму, на которой удобно расположился новый сверкающий нимб. В отличие от тусклого старого нимба, того что болтается над её головой, новый словно горит изнутри. Он сверкает и переливается, испуская золотые искры. Свирелли впервые видит такой красивый нимб, в том районе, где она живёт, ни у кого такого нет.
— Так ты уже заметила, — говорит Королева своим грудным тёплым голосом, — это особый нимб. Отныне ты не ангел-хранитель, отныне ты наставница, защитница и покровитель чистых душ. Ты будешь вести маленьких девочек по правильному пути, не давая им сбиться и уйти во зло. Твои подопечные будут жить на Западе, потому что ты сама слишком чиста, чтобы пытаться спасти Юг, но, если хочешь, ты можешь приглядывать за внуками твоей бывшей подопечной. Мы знаем, как важны они тебе.
Королева улыбается. Королева – самая прекрасная женщина, которую когда-либо видела Свирелли. Впрочем, Королева, наверное, самая прекрасная женщина во всех мирах. Она поднимается со своего трона и берёт из рук советника нимб. Аккуратно, едва касаясь его тонкими пальцами, она подносит его к Свирелли.
— Ты особенная девочка, Свирелли, — говорит Королева, и Свирелли чувствует её тёплое дыхание, — так сохрани же свою душу такой, какая она есть сейчас. Это будет тяжело, и ты будешь мечтать ничего не чувствовать, уметь отстраняться, стать жёсткой и равнодушной, смотреть на зло сквозь пальцы. Не слушай свой внутренний голос, он червь, что оставит от тебя лишь огрызок, если ты позволишь ему. Запомни, милая, Любовь – твоё оружие и щит. Только она чего-то стоит в этом мире. Позволь ей заполнить тебя всю, живи и дыши ей, как воздухом, и тогда тебе не будет страшно.
Губы Королевы замерли, но Свирелли кажется, что голос её всё ещё витает в воздухе. Свирелли встаёт на одно колено и опускает голову. Кто-то ещё подходит к ней, и на секунду вдруг мир исчезает перед её глазами, она задыхается густой темнотой, она падает куда-то в вечность, а потом что-то тёплое и светлое касается её головы.
Мир вновь появляется перед её глазами, старый нимб совсем потух в руке советника. Какое ужасное ощущение от его потери, но какое прекрасное от приобретения нового. Свирелли чувствует силу, которая мягко растекается по её телу, наполняя каждую клеточку, каждое пёрышко. Она чувствует, как крылья трепещут от силы, наполнившей их.
Королева мягко улыбается и просит подняться. Когда Свирелли оказывается на ногах, Королева немного наклоняется к ней и целует в лоб. Её губы тёплые и мягкие, а ещё от них исходит невероятное ощущение умиротворения и счастья.
— Будь смелой, девочка, но не забывай себя, — говорит Королева и возвращается на своё место.
Советник вручает Свирелли её новую форму и провожает к выходу. Рядом с выходом её ожидает новый знакомый. Гарольд оглядывает её с ног до головы и улыбается.
— Новый нимб идёт тебе больше старого, — говорит он и кивком головы просит следовать за ним. – Ты же, наверное, тоже никогда не видела садов?
— Нет, никогда, — Свирелли прижимает к себе новый костюм и торопится за ангелом. – Когда их открывали в прошлый раз, моя мама болела, и мне приходилось не только следить за подопечной, но и ухаживать за мамой.
— Она жива? – интересуется Гарольд.
— Да, жива, конечно, — Свирелли улыбается.
— А отец?
— Он всегда на службе, почти никогда не бывает дома. Три дня в месяц.
— Да, понимаю, мой тоже служил. Я тогда ещё был совсем мелким, крылья не больше голубиных и покрыты белым пушком. Даже волосы и те были светлыми. А потом отец не вернулся. Мама расчёсывала мне волосы, а потом я услышал, как расчёска упала на пол.
— Она увидела твои чёрные волосы?
— Угадала, - Гарольд фыркает. – Я помню, как она несла меня, завернув в одеяло с головой, чтобы никто не видел. Она бежала к Замку. Она просто сунула меня в руки охраннику и, пока тот стоял в замешательстве, унеслась прочь.
— Ты больше не видел её?
— Нет, — он мотает головой, а потом оборачивается, и в глазах его плещется что-то странное, море из тёмного золота. – И я, если честно, не горю желанием видеть её.
— Я думаю, она любит тебя, — говорит Свирелли после недолгого молчания. – Она боялась, что с тобой сделают ваши соседи, если увидят.
— Могла бы навещать меня, — пожимает он плечами, — если бы действительно любила, то нашла бы способ видеться со мной. Иногда я хочу, что бы у младшего тоже прорезались чёрные перья.
— Чтоб она осталась одна?
— Нет, чтобы самому не быть одному, — говорит он тихо, а потом ещё тише, так, что Свирелли почти не слышит слов, — может, тогда она бы вспомнила, что у неё двое детей.
— У тебя есть друзья? – бодро спрашивает Свирелли, чтобы уйти от неприятной Гарольду темы, но попадает ещё на одну.
— Нет, — честно и быстро отвечает он. – Я же говорил – меня считают почти демоном. Кто же дружит с демонами?
— Глупые, — мотает головой Свирелли. – Если ты не против, то я бы могла стать твоим другом. Теперь мне разрешено быть здесь, в Замке, и мы могли бы встречаться и разговаривать или не разговаривать, если ты не любишь этого.
— Если бы не любил – стал бы я рассказывать тебе свою историю? – он весело фыркает, а потом останавливается и несколько секунд просто смотрит на неё. – Ты правда хочешь дружить со мной? Твои друзья не поймут.
— Да нет у меня друзей. Я почти всё время проводила рядом с подопечной, а если и была здесь, то ухаживала за мамой и следила за хозяйством. Другие девочки не хотели со мной дружить, считая, что я странная. А мальчики… они… не ладилось у меня и с ними.
Гарольд смотрит на неё непонимающе, а потом его брови сводятся к переносице, а челюсти сжимаются.
— Они обижали тебя? — Свирелли молчит, ей очень не хочется рассказывать, потому что это так глупо и обидно, и так хочется забыть. — Они обижали тебя, — повторяет Гарольд и подходит ближе. Золото в его глазах застывает и чернеет. – Что они сделали?
— Я расскажу тебе потом, хорошо? – тихо спрашивает Свирелли, сильнее прижимая к себе новый костюм. – Не сейчас, пожалуйста. Я могу расплакаться, а мне так не хочется в этот день плакать.
— Они сделали что-то очень плохое?
— Не знаю, наверное, ничего ужасного, иначе никто не дал бы мне такой нимб, правда?
— Дали бы, — говорит Гарольд тихо, — теперь понятно, почему тебя так скоро повысили, почему дали такое задание, почему Королева была так разгневана.
Он берёт её руки в свои, и новый костюм падает на розовый мрамор пола. Золото в его глазах окончательно превращается в ночь. Он такой тёмный – глаза, волосы и крылья, что подрагивают от злости. Сейчас они, держащиеся за руки, наверное, похожи на символ гармонии света и тьмы. Она старается думать об этом, о нём, о них, а не о прошлом. Не о том, почему у неё нет друзей, почему её так рано забрали из её района.
Чёрный ангел весь кипит от злости, но Свирелли не страшно. Ей просто очень не хочется, что бы он переживал за неё, что бы злился, что бы думал о всяких плохих вещах. Она высвобождает руки из его хватки только затем, чтобы кинуться в его объятия всем телом. Она чувствует, как его потряхивает, как вздрагивают его мощные крылья, но внезапно его дыхание выравнивается, он замирает в её объятиях и не шевелится.
— Не злись, — говорит Свирелли. – Я уже простила их. Они просто заблудились и не знают, что хорошо, а что плохо. Однажды они поймут и раскаются. И я снова прощу их.
— Дева Мученица. Ты знаешь, ты только что нашла себе самого странного друга из всех, — хрипло и тихо смеётся Гарольд и прижимает Свирелли к себе.
Глава 8. ЮгГлава 8. Юг
Город пахнет пылью. Цветы, высаженные прямо под окнами дворца, не спасают – пыльный запах ощущается и внутри сладких цветочных ароматов, смешиваясь с ними и делая их грязными и мерзкими. Лютэнция закрывает окно и остаётся в душной и пыльной комнате, сохранившей лёгкий след приторных духов короля и его собственный запах пота и семени.
На кровати беспорядок, и где-то среди него лежат вещи Лютэнции. Она как раз ищет одежду, когда кто-то легко касается её руки.
Лютэнция даже не вздрагивает – только одно существо в этом замке может действовать настолько бесшумно.
— Ненавижу его, — шипит Шун, и её тонкий лысый хвост бьёт по холодному камню, словно хлыст. – Люти, почему ты не убьёшь его?
Лютэнция молча поднимает взгляд к рогам, прибитым к стене. Когда-то они украшали её голову, когда-то она смеялась, резвилась на воле, когда-то паутина путалась между рожек, когда-то…
— Умрёт он – умру и я, помнишь? – уголок рта её дёргается. – Хотя, может, и стоило бы. Это не жизнь.
— Давай сбежим, — предлагает Шун. – Нас не найдут, я обещаю.
Лютэнция оглядывает полуобнажённое тело своей подруги–полузверя. Она бы тоже хотела быть полузверем, тоже хотела бы иметь хвост и сильные задние лапы, но вместо этого имеет только слабое тело, которое король использует по своему усмотрению. Они с Шун обе рабыни, но Шун не так зависит от этих существ, этих людей, как она.
— Я, кажется, нашла книгу о демонах, — говорит Лютэнция, натягивая обтягивающие брюки и топик с длинными, длиннее её рук, рукавами и открытыми плечами. – Я должна прочесть её.
— Ты всё ещё надеешься, что их можно вернуть? – тихо спрашивает Шун, кивая на рога.
— Да, я знаю это, — Лютэнция на них даже не смотрит. – А пока помоги мне заплести волосы, пожалуйста.
Лютэнция садится на низкий стул и рассматривает себя в зеркале, пока ловкие пальчики Шун перебирают её чёрные волосы, собирая в причудливую прическу из трёх пучков. Татуировка в форме солнца на животе всё ещё горит. Прошло уже больше года, а она всё ещё продолжает гореть, словно её сделали всего пару минут назад. Рядом с татуировкой пара розовых следов от ногтей, видимо, расчёсывала ночью.
Аметистовые глаза, горевшие когда-то ярко, словно камни на солнце, теперь скорее чёрного цвета. Тусклые, больные, никакие. Синяки под глазами делают лицо осунувшимся, а ошейник придаёт её взгляду особую нотку обречённости. Пойманный зверь, сломанный и кровоточащий.
Шун тоже смотрит на неё в зеркало. Её маленькие серые глазки слезятся. Она не жалеет. Она не умеет жалеть. Это злые слёзы – она ненавидит всех в этом замке, кроме Лютэнции. Она убила бы всех здесь одним взмахом руки, но ошейник на шее глушит её магические способности. Без него она могущественный маг, но с ним - просто служанка.
— Нужно только добраться до Востока, — тихо говорит Шун, — там с меня снимут ошейник, а тебе помогут вернуть рога. Там много сильных магов, и все они ненавидят Юг. Там нам помогут. Надо только добраться до Востока.
— Шун, — отвечает Лютэнция, положив руку на руку служанки, — до границы неделя пути. Каждая тварь здесь узнает меня. Вдвоём мы не дойдём, — она выделяет это «вдвоём» голосом, но Шун только поджимает губы.
— Мы что-нибудь придумаем, — шипит она и отворачивается.
***
Король уже набивает пузо, когда Лютэнция спускается в столовую. Она может есть всё, что захочет, но под колючим взглядом королевы кусок в горло не лезет. Она всегда так смотрит, когда король ночует не в её покоях. Лютэнция бы и рада была, что бы он ночевал только с женой, но ни королева, ни Лютэнция ничего не могут решать за короля.
Принц презрительно морщится, но это только потому, что вчера Лютэнция в очередной раз указала ему, что она спит только с королём, и что король не потерпит, что бы кто-то ещё прикасался к его любимой игрушке. Даже его собственный сын. Она говорит ему это каждую неделю. Память у принца, видимо, не длиннее, чем у рыб в их пруду.
Король на Лютэнцию даже не смотрит – удовлетворился ночью и теперь день или два даже не глянет в её сторону. Может, Шун и права, что нужно бежать, но только то, что король не смотрит на неё, не значит, что острые, как пики, взгляды охранников не тычут ей в спину.
Воздух в столовой пропитан горячим жиром, и Лютэнцую тошнит. Неожиданно она вскакивает из-за стола, чуть не роняя тяжёлый стул, и бежит прочь.
Её рвёт в первый попавшийся фонтан; позади себя она слышит тяжёлые шаги охранников – думали, что она решила сбежать и побежали следом. Лютэнция разглядывает своё отражение между завтраком, и её рвёт снова. Живот сводит, горло саднит. Охранники замерли за её спиной, не зная, что делать. Воздух пропитался мерзким кислотным запахом, перебивающим даже запах пыли.
Она никогда не слышала, что бы опущенные демоны беременели, она вообще не слышала, что бы что-то получалось от связи демона с человеком, но она точно знает, что что-то живёт внутри неё. Теперь всё встало на свои места: и её тошнота, и внезапная ненависть к некоторым запахам, и пропажа аппетита.
Лютэнция садится на каменный пол без сил. Она чувствует кого-то внутри неё. Теперь она чувствует его присутствие, ещё слабое, едва ощутимое, видимо, сроки совсем небольшие. Когда-то она мечтала быть матерью, с первых дней чувствовать своего малыша внутри, жить для кого-то, быть для кого-то целым миром. Но этот ребёнок нежеланный. Этот ребёнок не должен существовать.
Она вообще не уверена, что он будет нормальным. Кем он будет? Человеком? Опущенным демоном? Монстром, который проживёт на свете пару лет, корчась в агонии?
Лютэнция поднимается на ноги и, пошатываясь, направляется в библиотеку. Теперь ей ещё важнее прочитать ту книгу.
***
Сначала она ищет что-нибудь, что расскажет ей, что растёт внутри неё, но, найдя и прочитав до середины, вдруг чувствует, как слёзы катятся по её щекам.
В книге пишут, что от связи демона и человека и правда могут рождаться дети. Люди, демоны или даже полубоги, если демон силён, и они с человеком испытывают друг к другу настоящие чувства.
Но от связи человека и опущенного ребёнок рождается больным и слабым. Как она и предполагала, он живёт совсем недолго. Но, несмотря на это, многие опущенные мечтают забеременеть от своего хозяина.
Лютэнция макает перо в чернила и аккуратно переписывает всё, что пишут под оглавлением «Ритуал возвращения сил».
И первым пунктом там стоит: «новорождённый».
Вопрос: Читаете?
| 1. да | 4 | (100%) | |
| Всего: | 4 | ||